Я взял ее личико в ладони.
— Дорогая, я тоже об этом думал, но это ничего не изменит. Движение в защиту волосатых будет продолжать развиваться. А что касается твоего отца, то для него весьма желательно, чтобы во главе движения стоял его зять, то есть человек, способный защитить его в случае необходимости.
Эти слова, по-видимому, подействовали на Мици, но несмотря на это она продолжала жаловаться и говорить, что не знает, как ей быть. Ее мать умерла, когда Мици была еще маленькой, отец воспитал ее, и она боится рассказать ему о наших интимных отношениях. Брат неделю тому назад в связи с тотальной мобилизацией получил повестку на службу в погранохране.
Я решил пойти в своем самопожертвовании еще дальше и пообещал, что после свадьбы не произнесу в доме ни слова о защите волосатых. Я буду вести себя так, будто не являюсь вождем Движения, и мы решительно отделим частную жизнь от политики.
Вначале Мици отрицательно качала головой, утверждая, что ей тяжело все это себе представить, однако в итоге мы все же пришли к соглашению. Мици сказала, что попытается убедить отца, и мы скрепили наш договор долгим, почти бесконечным поцелуем.
Что и говорить, я был несказанно рад, что настоящая любовь одержала в сердце девушки победу над ее упрямством и предрассудками в отношении чистоты волосяного происхождения.
На следующий день я оставил больницу имени св. Иоанны, будучи совершенно здоровым. Главврач, обладатель буйной шевелюры, который подчинялся лишь директору, тронутому лысиной, попрощался со мной в краткой, но любезной речи, которую написал ради такого события.
— Мы, врачи, не занимаемся политикой, — начал он свою речь с многозначительной улыбкой, — да здравствует Пинто!
У ворот больницы собралась небольшая, но весьма энергичная группа женщин. Они выстроились в две шеренги, и я прошел между ними к новому автомобилю Движения, украшенному флагами Фронта гарпунеров.
— Терпение! — раздались восторженные крики встречающих.
Среди незнакомых лиц я заметил Артура Мольнара, доктора Шванца и Йони. Тот, завидя меня, зааплодировал как сумасшедший, видимо выражая таким образом радость, что мне не размозжили череп и не отправили в лучший мир на его глазах.
Я хорошо знал, что это маленькое, но такое сердечное торжество организовано доктором Шимковичем, но все равно мне было очень приятно. Я почувствовал, что мне нужно сказать несколько теплых импровизированных слов моим поклонникам. Я выбросил руки вперед и попросил тишины.
— Дорогие друзья! Товарищи по партии! Мои волосатые братья, собравшиеся под знаменем Гарпуна! Я не большой мастер говорить речи, но знайте — никогда больше! Эти лысые умеют лишь брать! В отличие от лысых, волосатые всегда с нами! Это мое кредо! Я благодарю всех вас за вашу преданность, терпение! Да здравствует Пинто!
В ответ раздалось громкое «Ура!». Люди напряженно оглядывались вокруг в поисках лысых. И тут в больничный садик вышел лысый зав. отделением. Я не стал ждать развития событий, сел в закрепленную за мной машину и поехал домой.
В квартире меня ожидали идеальная чистота и порядок, поскольку госпожа Мольнар, временно замещающая арестованную вдову Шик в женской секции движения, все подмела и позаботилась о мебели. Помимо этого, я обязал энергичную женщину приобрести за счет Движения различные вкусные вещи для страдающей в застенках вдовы. Госпоже Мольнар даже удалось перекинуться с арестованной благородной женщиной несколькими словами. Мольнар шепнула заключенной, что ей и впредь нужно вести себя разумно, «и тогда господин Пинто позаботится о том, чтобы вас освободили из застенок и хорошенько отблагодарит».
После возвращения домой я с удвоенной энергией приступил к партийной работе. Внимательно рассмотрев отчет доктора Шимковича, я пришел к радостному выводу, что идея защиты волосатых распространяется по стране со скоростью, превышающей скорость звука. Нашим функционерам удалось распространить свою деятельность на большинство населенных пунктов страны. В основном это были добровольцы с хорошей зарплатой, свободные от одностороннего взгляда на политическое положение, которые раньше работали во всевозможных партиях и набирались политического опыта и у правых, и у левых. Там, где антилысистская пропаганда не достигала успеха, мы использовали антианархистские аргументы, подчеркивая незыблемые и вечные религиозные принципы, базирующиеся на учении св. Антала. Молодые люди в фиолетовых галстуках раздавали листовки, содержавшие нашу политическую платформу. Эти листовки приобрели большую популярность. Они были размером в четверть печатного листа, и их лепили на стены. На листовке был изображен молодой парень с пышной шевелюрой, указывающий на собравшуюся толпу. Он говорил:
«Ради обеспечения общенациональных целей,
Не чуждаясь духа времени,
Для обеспечения общественной справедливости,
Основанной на контролируемом самосознании,
Ради принципов морали, отрицающих заведомо проигравших в борьбе лысых,
Ради возможности общественной реализации волосатого населения,
Ради этих судьбоносных принципов
Борется Общенациональный фронт гарпунеров».
Молодежь (как правило, обладающая буйной шевелюрой) вдохновилась идеей защиты волосатых не только на плакатах и листовках, но и в реальной жизни. Наиболее верные члены Движения вышли из рядов чистого помыслами подрастающего поколения. Не преувеличу, если скажу, что молодежь всеми фибрами души, как промокательная бумага, восприняла разоблачительную силу публикаций нашей газеты. Шумкоти стал предметом обожания в молодежной среде.
Студенты по соглашению с частью преподавателей создали свою антилысистскую организацию и принялись за систематическое силовое изгнание лысых студентов и преподавателей из храмов науки. Юные офицеры также выказали пламенную поддержку нашей позиции. Эти молодые люди, воспитанные в условиях суровой дисциплины в лучших военных школах и называемые руководством страны цветом нации, взяли за правило прогуливаться по выходным и праздникам, держа в руках хлысты, на которых золотыми буквами было вытиснено: «Для проституток, собак и лысых».
Что же касается лиц старшего возраста, то, согласно сухим данным статистики, среди них значительно больше обладателей лысины, нежели среди представителей молодежи. Может, вследствие этого некоторые пожилые люди вступили в различные гуманитарные организации и принялись выступать с торжественными заклинаниями, осуждающими преследования по волосяному принципу. При этом они пользовались давно устаревшими лозунгами типа «права человека», «человеческое достоинство» и т. д. Впрочем, этим они никого особенно не привлекли, наоборот, многие начали потешаться и подсмеиваться над ними, тем более что среди этих людей почти не было обладателей густых шевелюр. Эти необузданные гуманисты, которые группировались вокруг профессора Сила, тщетно потрясали кулаками — к ним все равно никто не относился всерьез. Мы не читали даже те немногие номера «Колеса», которые пропускала цензура.