Book.

— Посмотрим, — сказал Ванилла, — сумеет ли молодая жена совладать с мужем в такой ситуации!

— Так ты не просто домой заявился в четыре утра, — заорала я, подняв надувной молот, — но еще с собой и друга-фидошника приволок? Давить друзей-фидошников! — и с этими словами залепила молотом Ванилле по башке. Ванилла упал. Вероятно, от неожиданности, потому что надувным молотом сильно треснуть по голове было невозможно.

Гости бешено зааплодировали, хотя фидошный стол хранил ледяное молчание. Ваниллу подняли, отряхнули с него пыль, и он заявил, что молодые могут пока вернуться за стол, потому что конкурсы продолжатся после некоторого перерыва. Комментировать итоги конкурса «Возвращение мужа в четыре утра» он категорически отказался.

— Какой милый конкурс, — сказал папулька, когда мы вернулись на место. — Интересно, что они на еврейскую свадьбу придумают? Лично мне ничего в голову не приходит.

— Папа, — сказала я язвительно, — посмотрите на себя. Какой с вас еврей?

— Во-во, — подхватила мамулька. — Вылитый этнический хохол. Сало, горилка и подраться бы с кем-нибудь.

— Когда я последний раз дрался? — возмутился папулька.

— Ровно неделю назад, — невозмутимо парировала мамулька. — Кто в японском ресторане повара в грудь толкнул?

— А что он прямо перед моим носом своими ножами плюхал! — возмутился папулька. — Я и занервничал. Мне не нравится, когда ножами…

— У них там так полагается, — объяснила мамулька.

— И у меня так полагается, — сказал папулька, — когда перед моим носом играются ножами — я могу сунуть в репу. Пускай скажет спасибо, что его просто толкнули.

— Да, но он сел прямо на раскаленную печку, — возмутилась мамулька.

— Подумаешь, халат немного обжег, — фыркнул папулька.

— Ничего себе немного обжег! Ты же слышал какие он слова говорил!

— Слышал, — покачал головой папулька. — После чего понял, что не зря его пихнул. Нам обещали настоящего японского шеф-повара, а этот придурок на плите звал любых матерей, кроме японских. Так что он такой же японец, как и я. Правда, я ругаюсь все-таки получше.

— Кстати, — поспешила я перевести разговор на другое, — как вам конкурс?

— Очень мило, — ответил папулька. — Только вы осторожнее все-таки с этим делом, а то вон на дядю Соломона жалко смотреть. До сих пор рыдает.

— А что случилось с дядей Соломоном? — поинтересовался Серега.

— Да вы его с заначками разбередили, — объяснил папулька. — Дядя Соломон всю жизнь работал снабженцем. Хорошие деньги зашибал. Но спрятать никогда ничего не мог. Тетя Софа работала покруче следователя Знаменского. И бедный дядя Соломон, когда завел себе молоденькую любовницу, был вынужден с ней шляться в кино на последние сеансы, потому что на ресторан и гостиницу у него просто не было денег.

— Жуткая история, — сказала я злорадно.

— Так эта тетя Софа — его жена? — спросил Сергей, и в глазах его застыл ужас.

— Именно, — подтвердил папулька.

— Ир, — сказал мне Серега, — что же ты этого несчастного человека посадила в самый конец родственного стола? Давай его к нам. Пускай хоть раз в жизни поест и выпьет как следует.

Но в этот момент на пятачке между столами, который сегодня изображал сцену, снова появился Ванилла, который заявил, что сейчас будем играть еврейскую свадьбу.

— Молодые, — скомандовал папулька, — на выход. Интересно, что они там придумают? Я с вами пойду. Мне тоже интересно.

Мы послушно вылезли из-за стола и отправились на свою Голгофу. Там мне повязали какой-то белый платочек, а на Серегу надели черную шляпу, к которой были привязаны кусочки блестящего серпантина. На шею ему нацепили спартаковский красно-белый шарф.

— Ну серпантин — это, как я понимаю, пейсики, — сказал папулька Ванилле. — А что собой должен изображать спартаковский фанатский шарф?

— Понятное дело — талес, — объяснил Ванилла.

— Друг мой, — вежливо сказал папулька. — Я, конечно, в этом деле не такой уж большой специалист, но мне всегда казалось, что талес — это бело-черный шарф. Точнее даже не шарф, а белое покрывало с черными полосками.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал Ванилла, — торпедовский фанатский шарф. Но торпедовский мы достать не успели, поэтому придется обойтись спартаковским. В конце концов, какая разница?

— Ну, в общем, — не стал спорить папулька, — никакой. Согласен. Хотя некоторые евреи могут и возражать против замены талеса торпедовским шарфом.

— Все, — сказал Ванилла, — не время препираться. Начинаем.

— Итак, дорогие друзья, — громко сказал Ванилла, выходя вперед, — сейчас мы проведем небольшую свадьбу по еврейскому обряду.

Разгулявшиеся фидошники тут же нестройно заорали «Когда еврейское казачество восстало», но Маста Мэн быстро навел порядок.

— Однако, — продолжил Ванилла с каким-то иезуитским выражением на лице, — есть одна проблема. Как вы знаете, в еврейских семьях мальчикам принято делать обрезание.

— Боже мой, — сказал папулька, стоящий позади нас, — у меня дурные предчувствия. Серега, ты держись, друг, если что…

— А что? — заволновался Серега.

— Еще не знаю, — честно ответил папулька. — Но предчувствия — самые дурные.

— Наш дорогой друг Сергей, — продолжил Ванилла, — родился не в еврейской семье, поэтому никакого обрезания ему не делали.

— Теперь и у меня появились очень дурные предчувствия, — сообщил Сергей папульке.

— Вот видишь, — сказал тот, — я же тебе говорил.

— Поэтому сейчас, — громко сказал Ванилла среди гробовой тишины, — нам нужно будет исправить эту маленькую ошибку природы. Прошу вынести инструмент…

На центр вышел Маста Мэн, который торжественно нес в руках огромные садовые ножницы. Причем эти ножницы вручили мне.

Тут похолодели все, даже фидошники.

— Итак, — торжественно сказал Ванилла. — Следующий конкурс — очень простой. Ира должна будет сделать обрезание…

Все затаили дыхание. Сергей нервно всхлипнул.

— Сигары! — заорал Ванилла, доставая из кармана здоровенную «гавану». — Таким образом она докажет…

Что я должна таким образом доказать — было уже не слышно за шумом, который поднялся за столами. Бледного Серегу папулька отпаивал минералкой, а я с перепугу искромсала эту сигару за две секунды и чуть не отхватила Ванилле пальцы на руке.

— А теперь, — сказал Ванилла, когда утих шум, — начинаем самый главный конкурс.

— Господи, — сказал папулька, — неужели бывают конкурсы главнее предыдущего?