Глянув на расписание игр, Достоевский, хорошо знавший пристрастия Джеймса, сразу определил, где того можно сейчас найти — на третьем корте. Трибуны после дождя еще были пусты, и Александр Сергеевич увидел своего врага сразу, на традиционном месте их прежних встреч, в пятом ряду. Рядом с Джеймсом сидела яркая блондинка. Она заметила стремительно приближающегося к ним пугающе странного мужчину с зонтиком наперевес и тронула спутника за руку. Он повернул голову и тоже увидел Достоевского. За долгие годы работы друг против друга они научились понимать противника без слов. Поэтому Джеймс тоже встал в позицию и приготовил зонтик к отражению атаки.
— Ты не оставил мне ни малейшего шанса, — горько сказал Достоевский, сделав первый выпад отравленным зонтиком.
Отбив выпад, Джеймс успел заметить на кончике жала зонтика Достоевского блеснувшую в лучах солнца каплю влаги. «Этот зонтик не простой, надо бы им завладеть», — подумал он и достал из рукояти своего большого мужского зонта еще один, почти детский.
— Я был открыт к сотрудничеству, но ты не был откровенен со мной, твои люди следили за каждым моим шагом, поэтому мне пришлось вести двойную жизнь: одну — легальную, для твоих соглядатаев, на своей ферме, другую — настоящую, в двух шагах от тебя. Все время в двух шагах.
— Я чувствовал это, — сказал Достоевский, — но я тоже не был свободен. За мной следили так же, как и за тобой.
За их поединком давно уже с интересом наблюдали зрители. Они думали, что это новинка дирекции турнира — для развлечения публики между играми разыгрывать на трибунах комические дуэли силами нанятых актеров. Каждый удачный выпад Достоевского и Джеймса встречался аплодисментами, а когда после укола из низкого приседа на рукаве Джеймса показалось красное пятно, публика просто заревела от восторга.
Чувствуя, что у него осталось очень мало времени, Джеймс резко поменял тактику и против традиционно-чекистского качания зонтика стал постепенно раскручивать наваррскую пружину, хорошо зарекомендовавшую себя во время абордажей и поножовщин «один против пятерых». Он стал имитировать потерю координации, и Достоевский в конце концов попался на эту удочку. Уловив момент, Джеймс внезапно раскрыл свой зонтик, скрывшись за ним и на мгновение исчезнув из поля зрения противника, неожиданно появился в том месте, где Достоевский этого не ждал. Мгновенной растерянности хватило, чтобы маленьким зонтиком выбить из рук Александра Сергеевича смертоносное оружие.
Но оставлять противника совсем безоружным было не в правилах агентов ЦРУ, славящихся своим благородством, поэтому Джеймс не вырвал свой зонтик из руки Достоевского.
Схватка затягивалась. Пора было уже начинать игру, поэтому к фехтовальщикам направились молодые люди в униформе работников турнира.
Джеймсу хватило доли секунды, чтобы произвести ответный смертоносный удар. «Только бы хватило яду», — подумал он, почувствовав, как острие зонтика входит в плоть и упирается в кость Достоевского. Более зонтик не был нужен никому, и Джеймс отбросил его, развел руками и улыбнулся приближающимся представителям администрации, всем своим видом показывая, что поединок закончен и можно начинать настоящую игру — в теннис. Он сел рядом с Александром Сергеевичем, лицо которого покрывал мертвенный пот, и сказал:
— Кажется, наш поединок закончился вничью.
К Джеймсу подошла блондинка и что-то шепнула ему на ухо. Агент ЦРУ кивнул, достал из нагрудного кармана кредитку и отдал ей. Блондинка поцеловала его в щеку, кивнула Достоевскому и ушла, покачивая бедрами.
— Вот и все, счеты с жизнью закончены. Как она тебе? — кивнул Джеймс на уходящую женщину.
— У тебя всегда были классные бабы, — вздохнул Достоевский.
— А кто тебе мешал? — затеял Джеймс их старинный спор. — И в Чехословакии, и в Польше. Афганистан я не беру, там было не до этого, а в Румынии было уже можно, чего ты скиксовал?
— Ты мне всегда был симпатичен, но между нами была идеология. Мы были по разные стороны…
— Турникета, я это уже слышал тысячу раз. Что с тобой? — встревоженно спросил Джеймс, видя, как глаза Александра Сергеевича начинают закатываться и мутнеть.
— Я, кажется, умираю, — ответил Достоевский затихающим голосом.
— Еще бы, чем вы заряжаете свои зонтики?
— Трупарином.
— Крепкая штука, я даже через противоядие чувствую.
— Противоядия нет.
— У меня наше, В5.
— Мы как раз на него и рассчитывали свой яд.
— Вы всегда были сукины дети.
Достоевский только бессильно развел ладони, на большее сил уже не было.
— Какие симптомы смерти? Пить хочется?
— Да, — прошелестел Достоевский.
— Ну, ничего, — вдруг успокоился Джеймс, — я ведь принадлежу к зороастрийской общине парсов.
— Значит, тебя сожгут, Джеймс? — вежливо поинтересовался Достоевский.
— Нет, у нас умерших кладут на террасы дакмы, «башни молчания»; труп съедают птицы, а то, что останется, сбрасывают в глубокий колодец.
— Ужасный конец.
— Меня зовут не Джеймс, мое настоящее имя Аласд-хейр Ромниш. Мы не исчезаем после смерти, мы перевоплощаемся. А что ждет тебя?
— Меня похоронят в Болгарии, под чужой фамилией, — с горечью пророка сказал Достоевский.
— А почему ваших агентов хоронят в Болгарии? — спросил «Джеймс».
— Чтобы вас запутать, — устало пошутил Достоевский.
— Я серьезно, — обиделся «Джеймс».
— Думаю, чтобы на Россию не падала тень терроризма: нам ведь и убивать приходится по заказу, и взрывать, сам знаешь…
— А на Болгарию пусть падает? — недоуменно спросил «Джеймс».
— Им, вероятно, за худую славу как-то приплачивают. Не знаю, а врать в этот момент не хочу.
— Помолчим, — сказал «Джеймс».
Они пожали руки и умерли, глядя на площадку, где русская теннисистка вырывала второй сетбол у американки.
Со времени взрыва атомной бомбы под Екатеринбургом прошло уже четыре дня, но ни о каком-нибудь даже захудалом землетрясении в Атлантике слышно не было. Зато здорово тряхануло в Турции и в Гималаях, что было воспринято как грубый просчет группы Рубцова. Хотя ученый божился, что не имеет к этим катастрофам никакого отношения, ему не верили. Как так, бомбу взорвал именно с целью вызвать катаклизм, а от землетрясений отказывается.
Научная оппозиция Рубцова в лице директора института академика Добродыбова, ревниво следившая за воскрешением группы, приступила к созданию комиссии по расследованию антинаучной антигосударственной авантюристической (не без уголовщины, есть заявление крановщика о нарушении техники безопасности во время произведения ядерного взрыва) деятельности лаборатории так называемой управляемой тектоники.