– Не надо, господин мой! – пролепетал Салсанан, догадавшись, в чем дело.

Тот словно его не слышал.

– Во вражьем краю, перед всеми вами, объявляю себя ханом монголов, властителем улусов братьев моих, Хулагу и Арик-бокэ, Чагатайского улуса и прочих. Объявляю себя ханом цзиньских и сунских земель. Слышали вы нерушимое слово мое?

На миг воцарилась тишина, потом воины Хубилая заревели от радости, подняв оружие. Воины Салсанана ответили шумным одобрением.

Темник пытался что-то сказать, но голос его утонул в шуме и криках. Хубилай высоко поднял меч. Казалось, шум усилился вдвое, подчинив себе всех.

Новоявленный хан убрал меч и сверху вниз глянул на Салсанана.

– Еще раз скажи, что мне можно, и что нельзя, – осведомился он. – Ну, скажи! Это мое право по рождению. Мне нужна либо твоя голова, либо клятва. – Он пожал плечами. – Выбирай, мне все равно.

Салсанан застыл, как в ступоре. Потом глянул на своих ликующих воинов, и остатки желания сопротивляться растаяли. Темник медленно опустился на колени, лицом к хану и к своему народу.

– Хан мой, господин мой, я с вами – всеми своими юртами и лошадьми, солью и кровью, – проговорил он, глядя перед собой остекленевшими глазами.

Глава 31

Ранним утром Арик-бокэ стоял на равнине перед Каракорумом. Старшим сыновьям Мункэ позволили стоять рядом с дядей. Асутаю исполнилось шестнадцать, Уренгташу – четырнадцать; широкие плечи обоих не оставляли сомнений, что юноши вырастут такими же сильными, как отец. У сыновей Мункэ глаза покраснели от слез. Когда прилетела страшная весть, Арик-бокэ был к ним очень добр, и теперь молодые люди смотрели на него с обожанием.

Справа от брата стоял Хулагу, сильно загоревший в Персии и Сирии. На юге он оставил лишь небольшой контингент под командованием генерала Китбуки: кому-то следовало охранять города, новую империю, которую Хулагу себе завоевал. Гордость брата Арик-бокэ чувствовал едва ли не физически. Багдад Хулагу усмирил, но в прилегающих районах миром и не пахло. В Каракоруме он не задержится.

Арик-бокэ потер шрам на изуродованном носу, потом опустил руку, решив в этот день не поддаваться дурной привычке. Взглянул на бесконечные тумены, на царевичей, которые пересекли полмира, услышав о гибели хана. Посланцы далеких племен, объединенных Чингисханом в молодую нацию, они прошли огромный путь вперед, что проявлялось в их численности и явном богатстве.

Тело Мункэ-хана покоилось на огромной крытой повозке, построенной специально ради этого случая. В повозку запрягут сорок белых коней, тысячи мужчин и женщин пойдут за ней пешком. Их слезы просолят дорогу к последнему пристанищу деда Мункэ. Гордые царевичи побредут за повозкой, как простолюдины, в знак скорби по отцу народа.

Арик-бокэ смотрел, как садится солнце. Скоро вдоль дороги, тянущейся из города, зажгут факелы и церемония начнется. Пока все ждут его. Арик-бокэ повернулся к Хулагу и увидел кивок брата. Улыбнулся, вспомнив напряженную встречу, сразу после возвращения Хулагу. Впервые за много лет они выбрались из города, словно нищие пастухи, с бурдюками архи на плечах. Вокруг Каракорума горело много костров, у которых грелись мужчины и женщины. Братья присоединились к бдению – целую ночь проговорили о хане, о брате, которого потеряли. Они почтили память Мункэ архи – плевали его в воздух – и оба напились до полного беспамятства.

Хулагу сильно загорел под безжалостным южным солнцем, он даже пах иначе – гвоздикой и незнакомыми пряностями. Первым же вечером брат с горящими глазами рассказывал о землях, которые повидал. Там залитые солнцем горы и старинные тайны. Там персиянки с подкрашенными сурьмой веками танцуют до полного изнеможения, осыпая костры блестящими бусинами пота. Там огромные рынки со змеями, фокусниками, медью и золотом. Еще до восхода Арик-бокэ понял, что империя Чингисхана Хулагу не нужна. Он влюбился в край пустынь, уже рвался обратно и жалел о каждом дне, проведанном на холодных равнинах родины.

Утром братья вставали на ноги со стонами – суставы чуть ли не скрипели, – зато наладили отношения.

Арик-бокэ медленно выдохнул, заставляя себя расслабиться. Время пришло, народ ждет его слова. Он поглубже вдохнул, наполнив легкие дымом горящего ладана, который пропитал воздух.

– Мой брат Мункэ доверил мне родину, равнины, где появился на свет Чингисхан. На время своего отсутствия он доверил мне Каракорум. Я продолжу его дело, учту его планы касательно малых ханств. Народ не должен остаться без присмотра – так мы условились.

У Арика бешено колотилось сердце, и он сделал еще один вдох.

– Я стану великим ханом, продолжателем рода Чингисхана, рода Угэдэя, Гуюка и моего брата Мункэ. Поклянитесь мне, исполните волю моего брата.

Хулагу первым преклонил колено, и Арик-бокэ положил руку ему на плечо. Сыновья Мункэ поклялись следующими, на глазах у всего народа. Арик-бокэ посулил им богатства и земли. Что случится при ином раскладе, можно было не объяснять. После прилюдных клятв никто не вскружит мальчишкам головы россказнями об упущенном ханстве.

Насколько хватал глаз, везде воины последовали их примеру. Словно камни в воду посыпались – один за другим царевичи преклонили колени и пообещали Арик-бокэ свои юрты, своих коней, свою кровь и соль. Арик-бокэ содрогнулся и закрыл глаза. На курултае у Каракорума не хватало только Хубилая. Старший брат услышит новость от гонцов, готовых отправиться в путь, но к тому времени весь мир узнает, что у монголов новый хан. Хубилай – человек не слишком амбициозный, не то еще в молодости бросил бы вызов Мункэ. Арик-бокэ отогнал сомнения. Хубилаю следовало вернуться домой сразу, как услышал о гибели брата, а он не вернулся. Хубилай – мечтатель, рожденный сидеть в библиотеках среди свитков, а не править. Осмелится бросить вызов – Арик-бокэ ответит силой целого народа.

Он улыбнулся, представив книжного червя на войне. Хубилай отправил домой женщин и детей, сопровождавших его воинов. Они уже принесли клятвы, опустившись на колени в пыли у Каракорума. Сыновья Мункэ избрали свой путь, так и Хубилай примирится с новыми порядками. Арик-бокэ вздохнул: приятно видеть столько коленопреклоненных. Народ нуждался в хане, и младший из сыновей Тулуя и Сорхахтани протянул ему руку помощи. Солнце поднималось над горизонтом, наступал день Арик-бокэ.

Часть третья
1260 год

Глава 32

В императорском зале заседаний, что в самом сердце Ханчжоу, царила суета. Сунских вельмож не созывали, но они собрались, не желая оставаться в стороне от происходящего. Целое утро слуги и гонцы разносили вести по городским домам. Один за другим вельможи принимали решение и приказывали носильщиками готовить паланкин. Те, кто помоложе, приезжали верхом, вооруженные, под усиленной охраной. Ни мира, ни спокойствия в зале не чувствовалось; наоборот, шум и напряжение росли час от часу.