Чингисхан. Империя серебра | Страница: 64

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Менгу повернулся на радостный окрик и увидел, как к нему по истоптанной траве направляется его дядя Хачиун. Выглядел он гораздо старее, чем когда племянник видел его в последний раз, и к тому же сильно припадал на ногу. Менгу смотрел на дядю с некоторой настороженностью, но протянутую руку тем не менее пожал.

— Сколько уж дней тебя дожидаюсь, — сообщал Хачиун. — Субэдэй нынче вечером будет выслушивать от тебя новости из дома. Ты приглашен к нему в юрту гостем. Заодно услышишь свежие сведения. — Он улыбнулся, с отрадой глядя, как возмужал его племянник. — Я так понимаю, твоя мать располагает источниками, нашим разведчикам недоступными.

Менгу пытался скрыть смятение. Каракорум находится в шести тысячах гадзаров к востоку. Для того чтобы добраться до орлока, понадобились месяцы. Прежде случалось, Субэдэй двигался так быстро, что Менгу в тихом отчаянии не мог за ним угнаться. Если военачальник даже останавливался на определенное время года, чтобы дать отдых табунам и людям, Менгу все это время вынужден был его настигать. Вместе с тем Хачиун говорил так, будто Каракорум располагался в соседней долине.

— Ты хорошо осведомлен, дядя, — сказал Менгу после паузы. — При мне в самом деле ряд писем из дома.

— Мне что-нибудь есть?

— Да, дядя. Письма от двух твоих жен, а также от хана.

— Отлично. Я тогда возьму их прямо сейчас.

Хачиун в предвкушении азартно потер ладони, а Менгу сдержал улыбку: вот отчего, видно, дядя так радостно с ним поздоровался. Может, они здесь не настолько заняты, раз охотятся за свежими новостями из дома. Он подошел к своей лошади, жующей прихваченную инеем траву, и, открыв седельную сумку, вытащил оттуда стопку засаленных желтых свитков с печатями.

Пока Менгу их сортировал, Хачиун исподтишка огляделся.

— Тумен своего отца ты привел не ради одной лишь охраны писем, Менгу. Ты, видимо, остаешься?

Менгу вспомнились усилия матери, какими она вынудила Угэдэя сделать ее старшему сыну такое назначение в войско. Она полагала, что будущность державы — в боевых заслугах, которых он может удостоиться здесь, ну а тот, кто возвратится из похода на запад, сможет схватить под уздцы удачу и в конечном счете — судьбу. Кто знает, насколько мать права. Поживем — увидим.

— С позволения орлока Субэдэя — да, — ответил юноша, вручая письма, предназначенные дяде.

Хачиун, беря их, улыбнулся и хлопнул племянника по плечу:

— Я вижу, ты запылился и устал. Пока ставится твоя юрта, отдохни и поешь. Встретимся вечером.

Внезапно оба — и Менгу, и Хачиун — заметили, что к ним со стороны лагеря приближался еще один всадник.

Взгляд охватывал всю отлогую низину становища с розоватыми дымами костров, что тянулись насколько хватает глаз. При своей неизбывной нужде в воде, пище, дереве, отхожих местах и тысяче прочих жизненно важных вещей становище было местом, где постоянно царит движение. Со звонкими криками и с бесконечными играми в войну носилась ребятня. На них снисходительно поглядывали женщины, занятые множеством разных дел. Тренировались или просто стояли в карауле воины.

Сейчас через становище, уставив взгляд на Менгу, размашистой рысцой ехал Субэдэй. На нем были новые пластинчатые доспехи, чистые и хорошо смазанные, от чего движения его казались непринужденными и легкими. Лошадь под ним была каурая, под солнечным светом почти красная. На пути орлок не смотрел ни влево, ни вправо.

Сдержать его взгляд Менгу стоило труда. Он видел, что Субэдэй слегка хмурится. Затем военачальник ударил лошадь коленями, убыстрив ее так, что та, подскакав, встала, поводя боками и роя копытом землю.

— Добро пожаловать в мой стан, темник, — приветствовал Субэдэй, твердым голосом подтверждая звание Менгу.

Юноша невозмутимо поклонился. Он осознавал, что своим рангом во многом обязан хлопотам матери, имеющей влияние на хана. Однако жертва со стороны отца приподнимала и сына, поэтому получалось, что звание причитается ему по заслугам. Менгу недавно вернулся из похода на Цзинь. И место ему, разумеется, рядом с Субэдэем, в этом он уверен.

Словно в ответ на эти мысли, Субэдэй оглядел прибывший из Каракорума тумен.

— Весть о гибели твоего отца была для меня прискорбна, — сказал он. — Человек он был замечательный. А твой опыт нам здесь пригодится.

Орлок, понятно, обрадовался прибытию такого пополнения. Число его туменов таким образом возрастало до шести, не считая таньмачей, которых примерно столько же. Небесный отец явно благоволил этому походу.

— Прежде чем мы выдвинемся, у тебя есть еще месяц-другой, — продолжал Субэдэй. — Надо дождаться, когда окончательно замерзнут реки. А там мы отправимся на Москву.

— Зимой? — невольно переспросил Менгу.

К его облегчению, Субэдэй лишь беззлобно хмыкнул:

— Зима — это наше время. Урусы на холодные месяцы запираются в своих городах. Лошадей они ставят в конюшни, а сами сидят и греются вокруг больших костров в громадных домах из камня. Когда тебе нужна медвежья шкура, как ты поступаешь? Нападаешь на нее летом, когда она сильна и быстра, или режешь ей глотку, пока она в спячке? Так и мы, Менгу. Холода нам нипочем. Рязань и Коломну я брал как раз зимой. Твои люди присоединятся к караулам и учениям незамедлительно. Это их займет.

Субэдэй кивнул поклонившемуся Хачиуну, цокнул языком и погнал свою каурую кобылу дальше.

— А он… впечатляет, — произнес Менгу. — Похоже, я там, где надо.

— Само собой, — усмехнулся Хачиун. — Просто невероятно, Менгу. Кроме него, только у твоего деда было видение, чувствование похода. Иногда я думаю, что этот человек одержим неким духом войны. Он знает, как поведет себя неприятель. В прошлом месяце Субэдэй послал меня невесть куда стоять в засаде. День стою, два стою, и вдруг вижу: через холм скачет крупный отряд тысячи в три латников, на помощь осажденному Новгороду. — Он улыбнулся, припоминая. — Кто бы мог подумать! А тебе более подходящего места и не сыскать. А иначе что, дома торчать, что ли? Ты прав, что приехал к нам сюда. Чтобы сбить мир с ног на колени, Менгу, нам дается один-единственный шанс. Если мы сделаем это, нас ждут сотни лет мира. Если нет, то все, что построил твой дед, обратится в прах за какое-нибудь поколение. Таковы ставки, племянник. Ты погоди, на этот раз мы не остановимся, пока не дойдем до моря. А то и, бьюсь об заклад, Субэдэй изыщет способ погрузить лошадей на корабли, и тогда весь свет наш!


Чагатай со своим старшим сыном Байдуром скакали верхом вдоль скал Бамиана. Красно-бурые отроги гор к северо-западу от Кабула уже не относились к землям, дарованным Чагатаю Угэдэем, но в принципе для семейства великого хана признанных границ не существовало. Чагатай улыбнулся этой мысли, довольный, что скачет уже по спадающей жаре, в тени сумрачных вершин. Городок Бамиан был древним, и дома здесь были построены из той же серо-коричневой породы, что и сам горный склон. Армии завоевателей прокатывались здесь и прежде, а со здешними селянами Чагатай предпочитал не ссориться. Он со своими людьми доглядывал за землями вдоль берегов Амударьи, но сеять разрушения среди этих селений и городишек ему не было смысла.