Княжеский двор с гридницей, где располагалась дружина, был не так чтобы далеко. Впереди себя Ярослав рассчитывал завидеть сани с семьей. Под весом саней и их седоков возница мог разогнать лошадей до вполне приличной скорости. По дороге Ярослав вполголоса молился заступнице, упрашивая ее позаботиться о его детишках. Против кровожадных волков, явившихся из снежных полей, город он удержать не мог. Оставалось единственно спасаться бегством. Себе князь внушал, что это своевременная военная хитрость, но при этом лицо горело от стыда даже на холоде.
На многоголосую сумятицу сзади он внимания не обращал. Понятно, уцелеют немногие, особенно с учетом того, что супостат нагрянул среди зимы. Кто же мог предугадать… Свое главное войско Ярослав собрал под Киевом в расчете подготовить его к весне. Сейчас полки сидели в зимнем лагере за мощным деревянным палисадом, в полтысячи верст к юго-западу. В Москве у него всего пара тысяч человек, причем войско отнюдь не отборное. Многие до этого были ранены и сейчас зимовали в сравнительном уюте города, а не в лагерях средь чиста поля, где к тому же постоянно гуляют какие-нибудь пагубные хвори, от которых человек исходит нутром. Что ж, чему быть, того не миновать. Сражаться им придется — во всяком случае, для того, чтобы дать князю время благополучно отдалиться. Надежда лишь на то, что монгольское войско перекрыло из Москвы еще не все дороги. Одна из них должна быть все еще открыта, для его семьи.
Когда Ярослав въехал на деревянный мост над замерзшей Москвой-рекой, луна сквозь взвихрения поземки мертвенно озарила окрестность. Под звонкий цокот копыт по деревянному настилу князь глянул вниз и замер в седле: его взгляду открылась белая подо льдом река — точнее, не белая, а черная от бесконечной волны лошадей и людей, которые растекались по берегам, словно пролитая кровь, тоже черная в ночи. Слышались сдавленные крики: близ реки неприятель уже врывался в дома. Князь Ярослав опустил голову и поскакал быстрее, пододвинув ближе к бедру свой меч с серебряной насечкой. В ужасе он смотрел, как на деревянные перила моста вскарабкиваются темные фигуры — две… нет, уже четыре. Видимо, они расслышали стук копыт. Как раз когда князь их заметил, мимо его лица прожужжало что-то неуловимо быстрое (он даже не успел отшатнуться). В надежде, что конь все же вороной, а значит, в ночи не такой заметный, князь снова дал шпоры, теперь уже не заботясь о сохранности жеребца. Один из тех четверых навис по ходу с правого бока, и Ярослав пнул его острым носком сапога так, что хрупнуло в колене. Человек молча отлетел с пробитой грудной клеткой. Роковой перешеек князь благополучно проскочил. Мост закончился, и впереди открылась белая дорога.
Конь под Ярославом содрогнулся: в него вонзилась стрела. Животное заржало от боли, с каждым шагом всхрапывая все сильней. Галоп замедлился. Ярослав наддавал коню по бокам коленями, подавшись при этом вперед и выжимая из последнего рывка все возможное. Руками, привычными к поводьям с малолетства, он буквально чувствовал, как жизнь из жеребца на скаку уходит, хотя тот все еще пытался рваться вперед, гонимый слепым страхом и своим долгом. У поворота мост скрылся за спиной, но большое сердце животного уже не выдерживало. В какой-то момент жеребец со всего маха рухнул на подогнувшихся передних ногах. Ярослав кувыркнулся вперед, изо всех сил пытаясь смягчить удар: несмотря на слой снега, он получился как о железо. Какое-то время князь лежал наполовину оглушенный, тщетно понукая себя встать: ведь сзади наверняка спешит погоня. С кружащейся головой, беспомощный, он шатко поднялся на ноги, морщась от боли в предательски подгибающемся колене. Кричать нельзя: за углом уже возбужденно перекликались чужие гортанные голоса.
Князь захромал прочь, скорее из безотчетного упрямства, чем с четкой целью. Колено горело, а когда он нагнулся к нему прикоснуться, то закусил губу, иначе бы вырвался крик боли. Уже вспухает, проклятое. Далеко ли еще до гридницы? Хождение было сущей мукой — хотя теперь уже не хождение, а ковыляние. В глазах стыли непрошеные слезы. Но идти надо, и Ярослав брел, кренясь и налегая на здоровую ногу всем своим весом, превозмогая шаг за шагом. Колено рвало так, что впору окочуриться в снегу. Сколько же еще терпеть эту муку? Князь дотянул до следующего угла и тут услышал, что голоса позади сделались громче. Супостаты нашли коня.
На улицах разрушенной Рязани князь видел сожженных мертвецов. Он заставил себя идти быстрее, но сделал лишь несколько шагов, и нога подкосилась, как чужая. Падение вышло жестким. К тому же князь прикусил язык — рот наполнился солоноватой кровью.
Все еще квелый и оглушенный, он обернулся и сплюнул. Встать на колени, поесть снега и отдышаться князь не мог. Прикоснуться к колену — тем более. Вместо этого он припал к какому-то тыну и стал вдоль него пробираться при помощи рук. В любой момент сзади могли нагрянуть звери-монголы, чующие, должно быть, запах крови. Ярослав повернул туда голову: бежать все равно не удастся.
Из глубокой тени возле дома он видел стайку монголов, ведущих своих лошадей в поводу. Четверо, идут по следу. От досады впору застонать. По снегу все так же неслись волокнистые тени поземки, но следы на нем будут видны еще с час, если не дольше. Самого князя преследователи пока не углядели, ну да это теперь сумеет и ребенок: иди по стежке, не ошибешься. Князь в отчаянии огляделся, ища какую-нибудь щель, где можно угнездиться. А его-то дружинники небось все еще почивают у себя в гриднице. Семья, должно быть, уже в дороге, мчится на юго-запад к Киеву. Константин свое дело знает. Этот суровый седой вояка наверняка отрядил с ними сотню лучших конников, да еще и коней про запас.
Неизвестно, встанут ли на бой остальные, или попросту истают в темноте, бросив горожан на произвол судьбы. В воздухе припахивало дымом, но князю сейчас было не до этого: он не сводил глаз с охотящихся за ним людей. Он-то сгоряча решил, что отошел изрядно, но они, гляди-ка, отстоят от него всего на каких-то полсотни шагов и уже тычут пальцами в его направлении.
По дороге со стороны моста на рысях прискакал всадник. Видно было, как при виде него хищно пригнувшиеся фигуры застыли и выпрямились — вроде как собачья свора перед вожаком. Всадник что-то строго им крикнул, и трое из четверых тотчас махнули в седла и поскакали к мосту. Последний, однако, все еще пялился в тень, явно различая притаившегося там князя. Ярослав затаил дыхание так, что в голове поплыло. Наконец и последний с мрачным кивком влез на лошадь, а прежде чем отъехать, смачно плюнул.
Князь, переводя дух, смотрел им вслед. Даже не верилось, что он остался жив. Одновременно он сделал для себя вывод: оказывается, монголы — это не какое-то там дикое полчище. У них, оказывается, есть дисциплина, подчинение и строгий порядок действий. Кто-то выше рангом приказал им занять и удерживать мост. Погоня ненадолго их отвлекла, но один из войска это заметил и поворотил преследователей назад. Таким образом князь уцелел, но теперь ему предстояло встретиться с ними в поле, и грядущие задачи становились не в пример сложней.
При попытке двинуться боль стрельнула так, что Ярослав вполголоса упомянул имя божье всуе, причем некрасиво, богохульно. Судя по всему, это улица ткачей. Значит, гридница уже недалеко. Оставалось лишь молиться, чтобы из молодцов там кто-то его еще ждал.