В 87-м году я впервые попал в США, в Чикаго, и нас в рамках модной тогда «народной дипломатии» расселили в американских семьях. И вот как-то хозяин дома, увидав в телевизоре диктора с явной китайской внешностью, оживился и стал мне объяснять, что это у них такой порядок: когда число жителей какой-то национальности, допустим китайцев, достигает контрольной цифры, скажем 100 000, в эфире сразу появляется их соплеменник. Чтобы не возникало ощущение дискриминации. Заметьте, это в Америке – стране эмигрантов, приезжих, сознательно, если не считать негров-рабов, покинувших родину в поисках лучшей жизни. И такая забота об их самоидентификации! Кстати, в США давно отказались от «теории тигля», который из эмигрантской массы якобы выплавит новую единую американскую нацию, ее заменили концепцией «компота», мол, каждый этнический кусочек сам по себе, но зато все вперемешку. Остается пожелать заокеанцам, чтобы их «компот» не забродил…
А что же тогда говорить о России, где коренные народы проживают на своих исконных территориях, имеют уникальную древнюю культуру. Почему их нет на нашем экране? Нас не волнует, что у них появится чувство дискриминации? «Что ж теперь, с калькулятором телевидением руководить?» – спросит тот же воображаемый Эрнст. Да, если надо, и с калькулятором, ибо в противном случае единая Россия сохранится не только на пожелтевших плакатах одноимённой партии. Ведь, поймите, виртуальная реальность во многом заменяет нам действительный мир. Некогда, в давние времена, было так. Видит человек: на его исконной земле все меньше соплеменников, людей с понятным языком, привычной внешностью, повадками, – и сразу включаются этнические защитные механизмы, появляется настороженность к чужакам, особо трепетное отношение к родному, национальным символам, формируются табу, например на смешанные браки. (Между прочим, в сверхтолерантной Америке межрасовые браки не превышают 3–5 процентов!) Ксенофобия, или «чужебоязнь», надо признать, это всего лишь острое, опасное, порой постыдное выражение естественных внутренних процессов этнического сопротивления, и связано оно не с врожденной агрессивностью, а с тревогой народа за свою будущность. Запрещать ксенофобию – примерно то же самое, что разгонять тучи над Красной площадью перед парадом. Дождь потом все равно пойдет, но будет гораздо сильнее, а возможно, и с «градом». Надо устранять причины – источники этнических тревог.
Беру на себя смелость утверждать: нынешнее российское телевидение провоцирует ксенофобию, невольно включая подсознательные инстинкты этнического самосохранения. Глядя на экран и не находя там никаких признаков своей национальной культуры, никаких родственных лиц, или обнаруживая их исключительно в негативно-криминальном контексте, тот же аварец, чеченец или башкир (да и русский иной раз) испытывают ту этническую тревогу, которую ощущали их далекие предки в пору иноплемённых нашествий. «Но ведь это невозможно, чтобы всех в эфир!» – воскликнет уже изрядно надоевший мне собирательный Эрнст. Всех и не надо, для того прежде и выдвигались знаковые фигуры национальных культур: Гамзатов, Кулиев, Рытхэу, Махмуд Эсамбаев… Они умерли, а смена не пришла. Почему? Говорю, экономили… Два раза одни олимпийские игры оплатить – где ж денег набраться?
Давайте поставим себя на место молодого человека, приехавшего, как неудачно выражались прежде, с национальных окраин империи в Москву. Он слишком часто воспринимает наш город не как столицу общего государства, а как центр сил, чуждых, враждебных его языку, культуре, равнодушных к его национальным авторитетам. «Вы не хотите нас знать? Так получите лезгинку на Лобном месте!»
Это ясно всем, кроме, пожалуй, нашей либеральной интеллигенции, которая, сменив пролетарский интернационализм на общечеловеческие ценности, думает, будто закрыла национальную проблему. Нет, не закрыла. Да, убрали графу «национальность» из паспорта, чтобы не травмировать группу населения, затрудняющуюся с самоидентификацией или делающую из этой самоидентификации секрет. Ну и что? Знаете, у нас множество граждан, затрудняющихся с половым самоопределением или делающих из своей сексуальной ориентации секрет, однако графа «пол» в паспорте почему-то осталась.
Подобно тому, как квартирный вопрос испортил москвичей, вопрос территориальный, мягко скажем, не улучшил характер народов, населяющих просторы России, ибо административные границы у нас проводились под влиянием разных факторов – иногда политических, иногда экономических, иногда застольно-дарственных. Межнациональные конфликты конца 80-х, парад агрессивных суверенитетов, кавказские войны, этнический терроризм – все это добавилось к давним племенным спорам и сильно пошатнуло межнациональный мир в стране. Этнические глыбы, из которых сложен наш общий дом, лежавшие ранее впритирку, встали кое-где углами друг к другу.
Кто будет сглаживать острые исторические углы, обтачивая политические зазубрины, подгоняя камень к камню? Кто будет совместно вырабатывать общую, устраивающую все стороны картину мира, если хотите, коллективный дружественный миф, который оказывает огромное влияние на взаимоотношения народов? Этим традиционно у нас занималась многонациональная научно-творческая интеллигенция, ибо только ей дано формулировать новые идеи, символы, корректировать с помощью художественных образов национальные коды, целенаправленно изменять комплементарность народов. Попросту говоря: как можно плохо относиться к пастуху кавказской национальности, если его любит наша свинарка Глаша? Большие политики (да простят меня мудрые кремлевские ели!) всего лишь державно оглашают эти плоды коллективных интеллектуально-нравственных усилий.
Конечно, мировидение потомка мюридов и отпрыска рязанских хлебопашцев никогда не будет идентичным. И не надо! Но вспомните, что сказал пленный Шамиль, когда его бесконечно долго везли в Санкт-Петербург: «Если б я знал, что Россия такая большая, я бы никогда не стал с ней воевать!» Но для того, чтобы понять, что Россия большая и воевать не надо, следует, как учил Гоголь, по ней проездиться. Увы, канули в Лету традиционные дни братских литератур, которые в прежние времена проводились ежегодно и нарочно в разных республиках, автономиях, областях, когда у разноплеменных участников формировалось чувство единого пространства. Кто теперь бороздит просторы страны? Гастарбайтеры, беспошлинные торговцы да террористы с сумками, полными тротила. А куда теперь ездят московские и питерские писатели? В основном в Америку, Германию, Израиль… Тюркоязычные литераторы зачастили в Турцию, а угро-финны – в Финляндию и Венгрию. Там их привечают, переводят, подкармливают, премируют…
А ведь особым инструментом сбалансированной межнациональной политики в СССР служили именно премии в области литературы и искусства. Высшей была, если помните, Ленинская. Среди ее лауреатов: Муса Джалиль, Мухтар Ауэзов, Олесь Гончар, Чингиз Айтматов… Ныне (с 2005 г.) ей по статусу соответствует Президентская премия. За шесть лет таковую не получил ни один национальный писатель. Напомню: все советские годы в списках лауреатов Госпремий СССР и РСФСР непременно присутствовали национальные авторы. Обязательно! А теперь внимание: с 1991 по 2004-й Государственной премии России удостоен только один «национал» – чеченец К. Ибрагимов (2003). Он очень хороший писатель, но так и хочется горько пошутить, что вайнахские литераторы отстояли свое право на общефедеральное признание с оружием в руках. Однако, учитывая сложную обстановку на Северном Кавказе, я так шутить не буду. Вместо Госпремии России теперь у нас премия Правительства РФ. За шесть лет с момента ее учреждения ни один автор, сочиняющий не на русском языке, этого отличия не удостоился.