- А сколько оно стоит? - осторожно спросил я.
- Эх вы! Это про женщину сначала спрашивают: «Сколько стоит?», а потом пробуют. С вином же все наоборот, сначала пробуют, а потом уже спрашивают: «Сколько стоит?»
Толик между тем вынул закуску: бутерброды с икрой и рыбой, уложенные в пластмассовую коробочку. В другой коробочке оказалась клубника. Потом он взял со столика и посмотрел на свет стаканы, поморщился и унес их прочь.
- К сожалению, бургундских рюмок здесь нет. Придется пить из общепитовских. Уж извините! - с издевательской грустью молвил мой попутчик.
- Переживу как-нибудь.
Толик воротился с другими - чистыми стаканами. Сопровождала его радостная проводница:
- Я договорилась в третьем купе!
- Спасибо, голубушка, за хлопоты, - кивнул Павел Николаевич, - но мы уже подружились… Толик, поблагодари девушку за заботу!
Вернувшись, телохранитель достал из кармана складной нож со штопором, откупорил бутылку и уверенным официантским жестом, несмотря на покачивание вагона, разлил рубиновое вино по стаканам.
- Спасибо, иди спать! - распорядился Павел Николаевич и, глядя вслед уходящему, добавил: - Отличный мужик. Горбачева охранял. Теперь вот со мной. Уже пять лет. Стреляет, как бог! А удар!.. И вообще он человек, можно сказать, исторический…
- А вы не боитесь, что он когда-нибудь в вас выстрелит? - ехидно поинтересовался я.
- Нет, не боюсь. Если он даже Горби не пристрелил, то мне бояться нечего. Эти люди стреляют или во врага, или в себя… Странный народ… Кстати, давайте выпьем за русский народ! Знаете, когда все это началось, я думал, через год, максимум через два нас всех на вилы поднимут. Ничего подобного. Наоборот, сын трудового народа Толик меня и охраняет. За народ!
- Нет, за это я пить не буду.
- Почему?
- Из принципа…
- Бросьте! «Человек с принципами» - это всего лишь щадящий синоним к слову «неудачник»…
- Значит, «беспринципность» - всего лишь синоним к слову «преуспевание»?
- Вы со всеми такой вредный или только со мной?
- Нет, не со всеми. Но если бы народом был я…
- Я бы давно уже был на вилах! - засмеялся Павел Николаевич. - Какой вы злой! Вы, наверное, просто бедный? Но за ненависть мы пить не будем. Выпьем за любовь! Вы допускаете, что такой мерзавец и мироед, как я, способен испытывать это чувство?
- Отчего ж не допустить! Самых трогательных романтиков я встречал в зоне, когда писал очерк к двухсотлетию Владимирского централа.
- Романтика? При чем тут романтика? Любовь добывается из такого же дерьма и грязи, что и деньги. Ее так же, как деньги, легко потерять. Может, когда-нибудь люди будут на кредитных карточках копить не баксы, а любовь…
- Ого! Вы не пробовали сочинять? - довольно ядовито спросил я.
- Пробовал. Даже литературную студию при МАТИ посещал. Стихи писал… концептуальные. Прочитать?
- Потом. А сейчас больше не сочиняете?
- Нет. Знаете, бизнесом, творчеством и любовью у человека ведает одна и та же часть мозга, поэтому среди хороших поэтов не бывает хороших бизнесменов. И наоборот. Кстати, влюбленный бизнесмен тоже не жилец… Вы-то бизнесом пробовали заниматься?
- Никогда.
- И не пытайтесь! Я знал одного сценариста. Он с нефтью связался, да еще втюрился в кинозвезду… Страшная история - нашли с чеченским кинжалом в сердце.
- Я, кажется, читал об этом в газетах…
- В газетах? - Он посмотрел на меня с упреком. - Вы читали, а я хоронил… Давайте все-таки выпьем!
Вино, как и следовало ожидать, оказалось замечательным. Некоторое время мы сидели молча. Я отогнул краешек накрахмаленной занавески: мелькающие столбы отмеривали проносящуюся за окнами ночь.
- Знаете, иногда хочется все бросить, спрятаться в деревне и по вечерам, слушая сверчка, написать книгу…- мечтательно произнес Павел Николаевич.
- О чем?
- О дерьме.
- Из которого все добывается?
- Да. У меня очень много сюжетов. Хотите, я подарю вам один? Настоящий! Не из газет.
- Спасибо, но у меня своих сюжетов достаточно.
- Ленивы и нелюбопытны… А потом еще на читателя жалуетесь!
- Я не жалуюсь… Читатель всегда прав. Критики - другое дело. Учитывая тематику вашей будущей книги, я тоже могу вам дать несколько сюжетов о критиках…
- Да ладно уж… Ничего я никогда не напишу. Мне бумагу марать так же опасно, как сценаристу торговать нефтью… Слушайте, а вы когда-нибудь на заказ писали?
- Конечно. Двум маршалам мемуары сочинил. При советской власти за это неплохо платили. Не то что сейчас…
- Отлично. - Павел Николаевич от возбуждения взъерошил рукой волосы, и сединок у него оказалось даже больше, чем показалось мне вначале. - Я заказываю!
- Что вы заказываете? Меня?
- Не надо так шутить. Это не смешно. Вы прекрасно понимаете, что я хочу заказать. Но я не знаю, что может выйти из моего сюжета - рассказ, повесть, роман… О гонораре не беспокойтесь. Я не жадный.
- Погодите, может быть, мне ваш сюжет еще и не понравится…
- Опять привередничаете!
- Но ведь и вы заключаете не каждую сделку из тех, что вам предлагают, - возразил я.
- Ленивы, но изворотливы. Давайте лучше выпьем!
- За что?
- Теперь ваш тост.
- Тогда - за ту часть мозга, которая не может одновременно заниматься бизнесом и творчеством!
- И любовью! - добавил Павел Николаевич.
- А ваш сюжет про любовь?
- Конечно! А про что же еще?!
Он засмеялся, и на его щеках снова возникли ямочки.
- Ну, не знаю. - Я невольно улыбнулся в ответ.- Может, про первичное накопление!
- Об этом тоже можно целую книгу написать! Эпопею о гаврошах русского капитализма… О тех, кто был ничем, а стал всем!
Павел Николаевич полуприлег на диван, явно устраиваясь для обстоятельного повествования. Я подложил под спину подушку и приготовился слушать. Перестук колес напомнил мне вдруг стрекот оставленной дома пишущей машинки.
- А у вас бывает так, словно вы смотрите на себя со стороны, как на актера, играющего роль? - спросил он.
- Бывает… У психологов есть даже какой-то специальный термин для этого ощущения…
- Во-от! Вы знаете, мне долгое время казалось, что я просто играю главную роль в мыльной опере про богатых, которые плачут, смеются, жрут, трахаются и занимаются прочей жизненно важной чепухой. Мне казалось, вот сейчас закончится очередная сцена, вырубятся «юпитеры» - и костюмер заберет у меня тысячедолларовый смокинг, а бутафор отгонит в студийный гараж мой «джип». Я переоденусь в потертые джинсы, свитерок и курточку из дубеющего на морозе кожзаменителя, сяду в синий троллейбус, подберу с затоптанного пола более-менее свежий билетик (чтобы в случае чего отовраться от контролера) и поеду в институтскую общагу. Там какая-нибудь старшекурсница, уже успевшая сходить замуж, родить, развестись и отправить ребенка к маме в родной Гадюкинск, нальет мне водчонки, накормит яичницей с крупно нарезанной колбасой, а затем, если соседки ушли, мы поскрипим немного на узкой казенной кровати: я буду терпеливо гоняться за оргазмом по закоулкам своего безотзывного после алкоголя тела, а она - страстно шептать в мое ухо: «Только не в меня! Только не в меня!!»