- Почему Шарманов со своими летающими мандавошками попал на салон? Мало вам лондонских обломков?! Разобраться сейчас же!
А чего тут разбираться? Потому и попал, что все чиновники делятся на две неравные категории: берущие гниды и неберущие гниды. Так вот, у неберущей гниды Братеева все заместители были гнидами берущими. Так я и пробился в Ле Бурже.
- Сергей Феоктистович ждет вас на ужин, - повторил приглашение помощник.
- У меня нет никакого желания ужинать с вашим шефом! - ответил я холодно.
- Т-так и п-передать? - Парень от изумления начал заикаться.
- Так и передайте!
Да, это был вызов! Очень рискованный ход. Но я рассчитал все верно: через два дня Братеев уже сам плясал вокруг моих «авиэток», взахлеб рассказывая французскому министру о том, ядрена Матрена, что может собственных невтонов рожать и Россия-матушка. Глава французской транспортной авиации, неторопливый, ухоженный господин, тратящий на обстоятельные обеды времени раза в три больше, чем на государственные дела, слушал его с тонкой, мудрой улыбкой, которая бывает только у людей, регулярно читающих донесения спецслужб. Рядом скучал министерский сынок Антуан - тощий красавчик с влажными черными кудряшками и легкой паскудинкой в личике. Обычно такие гаденыши и устраивают своим блестящим папашам общенациональные скандалы с наркотой или какой-нибудь выбросившейся из окна малолетней проституткой. Впрочем, и папаша периодически становился героем разнообразных сексуальных скандальчиков, на что, впрочем, президент, сам известный ходок, смотрел сквозь пальцы.
Братеевские рулады сначала переводила француженка, изъяснявшаяся по-русски с акцентом говорящей вороны. Катерина, скромно стоявшая за моей спиной, подсказывала ей недостающие слова и исправляла совсем уж чудовищные ошибки. Наконец ворона каркнула и безнадежно запуталась в авиационной терминологии. Она растерянно улыбнулась, надула щеки и издала звук, означающий у французов полное бессилие перед коварством судьбы. Мы обычно в подобных случаях чешем затылок или задницу.
Катерина вышла из-за моей спины и решительно взяла дело в свои руки.
- Это правда, что у вас не поощряется частный капитал в области высоких технологий? - спросил министр, кивая на роскошный стенд новых разработок «Аэрофонда», стоивший мне страшенных денег.
- Ну что вы, господин министр! - улыбчиво возразил Братеев. - Вот перед вами владелец абсолютно частной авиационной фирмы. Господину Шарманову нет и тридцати… Прямо, можно сказать, со студенческой скамьи - в большой авиационный бизнес… И мы, конечно, помогаем ему, чем можем!
Два года назад, когда мой первый самолетик поставил мировой рекорд, этот невыкорчеванный пень застоя орал про меня на всероссийском совещании:
«Шарманов ничего не понимает в авиации! Недоучка…» Он и теперь, хорек, намекнул министру на мое незаконченное высшее, которое все равно лучше его партшколы, как живой член лучше резинового!
- Господин министр, - вмешался я, особым выражением глаз давая Катьке понять, что если хоть одно слово из моего выступления пропадет, я проеду по ней асфальтовым катком, а потом запечатаю в пластик.
Министр и вся свита уставились на меня с интересом, и, как по команде, полдюжины операторов развернули в мою сторону свои камеры, одетые в специальные чехлы, словно таксы на прогулке.
Лицо Братеева застыло в ненавидящей улыбке.
- Господин министр, - продолжал я, - наши российские чиновники изобрели уникальный способ помощи частному капиталу. Я называю это методом протянутой руки…
Катерина переводила. Министр благосклонно кивал, а следом за ним кивала и вся свита. Братеев от неожиданности засветился гордостью строгого отца за своего смышленого сына.
- Эта рука, - объяснил я, - протягивается, конечно же, не для помощи, а за взяткой. И если предприниматель тут же не вкладывает в эту руку пачку долларов, то его бизнес обречен…
Братеев предынсультно покоричневел. Министр, выслушав виртуозный Катькин перевод, тепло засмеялся, убедившись в том, что источники благосостояния французских и российских чиновников в принципе ничем не отличаются. И вся свита покатилась со смеху. Журналисты взвыли от восторга и тут же начали бормотать в диктофоны комментарии к моему скандальному заявлению.
Тем временем министр вдруг погосударственел и произнес коротенькую речь о том, что Россия только выиграет, если во всех сферах ее экономики будет присутствовать частный капитал, а представители нового поколения, лишенные предрассудков и предубеждений коммунистической эпохи, энергично возьмутся за дело.
Катерина, переводя, успевала строить глазки своему бывшему однокласснику, не забывая проверять мою реакцию на это. А я вдруг подумал о том, что, возможно, министр со своим сынком происходят от какого-нибудь донского казака, завалившего в 1813 году молоденькую вольтерьянку. Ничего удивительного. По семейным преданиям, я сам происхожу от пленного французского улана, который, узнав поближе русских женщин, воскликнул «Шарман!» - и навсегда остался в России. Кстати, почти все журналисты обыграли потом в своих репортажах французский смысл моей фамилии.
Я ликовал. Мой дерзкий ответ обошел все телевизионные программы и газеты. Попутно комментаторы объяснили общественности, что такое «Аэрофонд», кто такой Шарманов и почему министр транспорта Французской Республики, личный друг президента, оказался у выставочного стенда молодого российского бизнесмена. Видела бы меня моя мама, всю жизнь просидевшая в своем Арзамасе-16, засекреченном до неузнаваемости. Слышал бы это мой папа, талантливый конструктор крылатых ракет. Он мог бы стать вторым Королевым, но всю свою творческую энергию потратил на семейное строительство. Теперь папусик в четвертый раз воздвиг брачные чертоги, а его сын моложе моей дочери. Вероятно, и Татьяна, лежа в постели с каскадером, имела возможность на Майорке порадоваться за своего супруга.
В каминном зале арендованного шале я с упоением по десятому разу просматривал записанный на видеопленку триумф знаменитого русского авиатора Шарманова, а Катерина бесилась. Еще бы. Как она все тонко рассчитала! Так изящно свалить от меня: министерский сынок, когда-то сидевший с ней за одной партой, ложится с ней в одну постель. А уж как она умеет привязывать к себе мужиков двойным морским узлом, мне известно. Потом я, как сявка, умолял бы ее поспособствовать развитию совместного франко-российского авиабизнеса, а она бы наслаждалась моим унижением!
Не вышло. Антуан помахал Кате ручкой и удалился вслед за папашей в неведомый мир галльского разврата, утонченно-отвратительного, как сыр «рокфор». В утешение я купил Катерине невдолбенно дорогое колье. Но она была безутешна, хныкала и даже, ссылаясь на приближающиеся женские недомогания, предложила заказать мне девушку по телефону.
- Ну не-ет! - засмеялся я. - Наш триумф мы отметим вместе! И знаешь, кем ты будешь сегодня?
- Кем? - осведомилась она упавшим голосом.
- Жанной д'Арк!