– Что-что? Какой музей?
– Музей шутов.
– А, ты имеешь в виду Зал Ликов? Это не совсем музей, но, конечно… Тут нет никаких тайн. Боффо, запиши. Будем счастливы показать его в любое время, капрал.
– Большое спасибо, доктор Пьеро.
– Всегда рад помочь.
– У меня как раз заканчивается дежурство, – не унимался Моркоу. – Я бы предпочел осмотреть его сейчас, раз уж я здесь.
– Ты не можешь уходить с дежурства, когда… Ой! – Колон вдруг смолк.
– Что такое, сержант?
– Ты лягнул меня!
– Просто случайно наступил на вашу сандалию, сэр. Извините, сэр.
Колон попытался понять по лицу Моркоу, что тот пытается ему сказать. Он привык к простоватому Моркоу. Сложный Моркоу пугал его – так он испугался бы, если бы на него вдруг яростно напала, скажем, какая-нибудь утка.
– Ну, мы, пожалуй, пойдем, да? – промямлил он.
– Нет смысла оставаться здесь, раз дело уже закрыто, – промолвил Моркоу, неистово гримасничая. – Кстати, этой ночью можно и отдохнуть…
Он посмотрел на крыши домов.
– О, ну да, теперь, раз дело закрыто, можно и уходить, – наконец понял Колон. – Верно, Шнобби?
– Конечно, тогда мы пойдем, пожалуй, раз дело закрыто, – поддержал Шнобби. – Эй, Дуббинс, ты слышал?
– Слышал что? Что дело закрыто? – спросил Дуббинс. – Да. Пора отваливать. Правда, Детрит?
Детрит, упершись в землю костяшками, задумчиво смотрел в никуда. Это была нормальная поза для тролля, ожидающего прибытия очередной мысли.
Звуки собственного имени заставили пару нейронов двигаться быстрее.
– Что? – спросил он.
– Дело закрыто.
– Какое дело?
– Ну это, об убийстве господина Крюкомолота и всем прочем.
– Правда?
– Да!
– О.
Детрит обдумал услышанное, кивнул и снова вернулся в привычное для себя состояние ума.
Потом забеспокоилась другая пара нейронов.
– Это хорошо, – добавил Детрит.
Несколько секунд Дуббинс наблюдал за ним.
– Вот и все, – печально промолвил он. – Больше мы ничего не дождемся.
– Я скоро вернусь, – сказал Моркоу. – Ну что, э-э, Чарли, пойдем? Доктор Пьеро?
– Да, думаю, вреда никакого не будет, – согласился доктор Пьеро. – Замечательно. Боффо, покажи капралу Моркоу все, что он пожелает.
– Слушаюсь, сэр, – быстро ответил маленький клоун.
– Должно быть, очень весело быть клоуном, – предположил Моркоу.
– Правда?
– Ну, я имею в виду, все время шутки, розыгрыши…
Боффо как-то косо посмотрел на него.
– Ну… – произнес он неохотно. – Есть, конечно, и приятные моменты…
– Ни секунды в этом не сомневаюсь.
– Ты, наверное, частенько дежуришь у ворот, а, Боффо? – как бы между делом поинтересовался Моркоу, пока они шли по двору Гильдии.
– Ха! Почти все время, – ответил Боффо.
– И когда последний раз к Бино приходил этот друг, ну, ты знаешь, из убийц?
– Тебе и об этом известно… – протянул Боффо.
– О да, – сказал Моркоу.
– Примерно десять дней назад. Тут лучше обойти, зона действия торта…
– Он забыл, как зовут Бино, но знал, где находится его комната. Не помнил номер, однако прошел прямо в нее, – продолжил Моркоу.
– Все правильно, – сказал Боффо. – Это доктор Пьеро рассказал?
– Я разговаривал с доктором Пьеро, – подтвердил Моркоу.
Ангва, которая пошла в музей вместе с ними, постепенно начала понимать, как Моркоу задает вопросы. Он задавал их, не задавая. Просто говорил людям, что думает или о чем догадывается, а они, поддерживая разговор, сами сообщали все подробности. И он всегда, действительно всегда, говорил правду.
Боффо распахнул дверь и завозился, пытаясь зажечь свечу.
– Вот мы и пришли, – объявил он. – В промежутках между дежурствами у ворот я работаю здесь.
– О боги, – едва слышно вымолвила Ангва. – Это ужасно.
– Очень интересно, – сказал Моркоу.
– С точки зрения истории, – добавил Боффо.
– Все эти маленькие головы…
Они уходили в никуда, полка за полкой, уставленные маленькими клоунскими головками. Музей выглядел так, словно у племени охотников за головами вдруг развилось изощренное чувство юмора и они решили привнести в мир чуточку веселья.
– Яйца, – сказал Моркоу. – Обычные куриные яйца. Берешь яйцо, делаешь с обеих сторон отверстия и осторожно выдуваешь содержимое. А потом клоун рисует на яйце свою маску, она считается его официальным обличьем, и никакой другой клоун не имеет права ее использовать. Это очень важно. Некоторые лица принадлежали нескольким поколениям одной семьи. Лицо клоуна – очень ценная вещь. Я прав, Боффо?
Клоун не сводил с него глаз.
– Откуда ты все это знаешь?
– Читал в книжках.
Ангва взяла древнее яйцо. К нему был прикреплен ярлык с дюжиной имен, причем все были зачеркнуты, кроме последнего. Чернила, которыми были написаны первые имена, выцвели и стали почти невидимыми. Она поставила клоунский лик обратно на полку и машинально вытерла руку о рубашку.
– А что будет, если клоун решит вдруг использовать лицо другого клоуна? – спросила она.
– О, все новые яйца мы сравниваем со стоящими на полках, – сказал Боффо. – Это строжайше запрещено.
Они двинулись по проходу. Ангве вдруг показалось, что до ее ушей доносится чавканье заварного крема в миллионах штанов; от стен отражалось эхо миллионов хлюпающих носов; миллионы улыбок сияли на совсем не улыбчивых лицах. Наконец они подошли к нише, в которой стояли стол со стулом и висела полка со старыми бухгалтерскими книгами. Тут же помещался клоунский верстак, уставленный заляпанными краской банками, заваленный пучками крашеных конских волос и другими предметами, необходимыми для весьма специфического искусства росписи яиц. Моркоу взял прядь крашеных конских волос и с задумчивым видом покрутил ее в руках.
– А если предположить, – сказал он, – что клоун, я имею в виду, клоун с собственным лицом… использовал вдруг лицо другого клоуна?
– Что-что? – не понял Боффо.
– Можно ли одному клоуну пользоваться гримом другого клоуна? – попробовала объяснить Ангва.
– О, это происходит все время, – махнул рукой Боффо. – Мы постоянно одалживаем друг у друга плюхи.
– Плюхи? – переспросила Ангва.