Чтобы музыка не мешала, С.Р.Б.Н. Достабль выбрался на улицу. Он закурил сигару, вытащил из кармана просроченный счет на черствые булочки и принялся лихорадочно писать.
«Так, посмотрим… организовать все нужно где-нибудь на улице, чтобы не платить за аренду… допустим, десять тысяч человек, одна сосиска в булочке по полтора доллара каждая, нет, скажем, по доллар семьдесят пять, горчица, это еще десять пенсов, десять тысяч футболок с „Рок-Группой“ по пять долларов за штуку, нет, пусть будет по десять… приплюсуем плату за аренду ларьков другими торговцами, ведь людей, которым нравится музыка Рока, можно убедить купить все, что угодно…»
По улице приближался звук неторопливо переступающих копыт, однако Достабль не замечал ничего вокруг, пока не раздался женский голос:
– Как я могу туда попасть?
– Без вариантов. Все билеты проданы, – ответил Достабль, даже не обернувшись.
«За какие-то плакаты с „Рок-Группой“ люди с радостью отдавали по три доллара, а Мел мог нашлепать сотню за…»
Он поднял голову. На него с абсолютно безразличным видом взирала лошадь, великолепная белая лошадь.
Достабль огляделся.
– Э-э, а где твоя хозяйка?
Вход в зал якобы охраняли два тролля. Сьюзен их даже не заметила. А они не заметили ее.
Сидевший в зале Думминг Тупс огляделся и осторожно открыл деревянную коробку.
Натянутые внутри струны моментально задрожали.
– Тут что-то не так! – закричал он в ухо Чудакулли. – Это не соответствует законам звука!
– А может, это и не законы вовсе?! – прокричал в ответ Чудакулли. Сидевшие всего в футе от него люди уже ничего не слышали. – Может, это всего лишь указания?!
– Нет! Законы должны быть!
Чудакулли увидел, как обезумевший от восторга декан пытается вскарабкаться на сцену. Огромная ступня Асфальта тяжело опустилась на его пальцы.
– Точный удар, – похвалил аркканцлер.
Какое-то покалывание в районе загривка заставило его оглянуться.
Несмотря на то что «Каверна» была битком набита, в зале вдруг образовалось свободное место. Люди жались друг к другу, но свободный круг словно окружала стена.
Центр круга занимала девушка, которую аркканцлер видел раньше, в «Барабане». Она шла по залу, изящно поддерживая платье.
У Чудакулли заслезились глаза.
Он шагнул вперед и сосредоточился. Проблема людей состоит в том, что их внимание постоянно рассеяно. В этот круг мог войти любой, главное было заставить свои органы чувств подсказать, где этот круг находится. Внутри звук был слегка приглушенным.
Он похлопал девушку по плечу. Она испуганно вздрогнула и обернулась.
– Добрый вечер, – поздоровался Чудакулли, оглядев ее с головы до ног. – Позволь представиться: Наверн Чудакулли, аркканцлер Незримого Университета. И не могу не поинтересоваться: кто ты такая?
– Э… – Казалось, девушка запаниковала, но только на мгновение. – Ну… наверное, с официальной точки зрения я – Смерть.
– С официальной точки зрения?
– Да, но сейчас я не на работе.
– Рад это слышать.
Со стороны сцены раздался жуткий вопль – это Асфальт метнул профессора современного руносложения в разразившуюся бурными овациями толпу.
– Не могу сказать, что часто встречался со Смертью, – признался Чудакулли. – Но, насколько помню, во-первых, это был он, а во-вторых, он был крайне костляв.
– Это мой дедушка.
– Ага. Правда? Я и не подозревал, что он… – Чудакулли вовремя остановился. – Так-так-так, подумать только. Твой дедушка? Семейный бизнес, да?
– Замолчи, человек, – оборвала его Сьюзен. – И не смей говорить со мной таким снисходительным тоном. Видишь его? – Она указала на Бадди, в данный момент игравшего соло. – Очень скоро ему суждено умереть. А причиной тому будет… глупость. Ты можешь что-нибудь изменить? А нет, так проваливай!
Чудакулли бросил взгляд на сцену, но когда снова посмотрел на Сьюзен, то обнаружил, что девушка опять исчезла. Приложив невероятные усилия воли, он вроде бы рассмотрел ее у выхода, однако Сьюзен знала, что ее пытаются увидеть, так что шансов у Чудакулли не было.
Первым в гримерную вошел Асфальт. Было что-то печальное в пустой гримерной. Она чем-то напоминала брошенные панталоны. Она многое повидала. Возможно, была свидетелем взрывов восторга, проявления целого букета человеческих страстей. А сейчас не осталось ничего, кроме запаха.
Плоский тролль бросил мешок с камнями на пол и откусил горлышки у пары бутылок пива.
Затем вошел Утес. Он сделал несколько шагов и ничком рухнул на пол всеми частями тела одновременно. Золто перешагнул через него и устроился на пивной бочке.
Он посмотрел на бутылки с пивом. Снял шлем. Вылил в него пиво. И позволил своей голове упасть туда.
Вошел Бадди. Сел в углу и прислонился к стене.
Потом вошел Достабль.
– Ну что я могу сказать? Что я могу сказать?
– Только нас не спрашивайте, – пробормотал Утес с уровня пола. – Нам-то откуда знать?
– Было просто грандиозно! – воскликнул Достабль. – А что с гномом? Он тонет?
Золто протянул руку, не глядя отбил горлышко у очередной бутыли пива и вылил содержимое себе на затылок.
– Господин Достабль? – позвал Утес.
– Да?
– Думаю, нам надо поговорить. Только группе. Если ты не против.
Достабль оглядел музыкантов. Бадди уставился в стену. Золто пускал пузыри. Утес валялся на полу.
– Ладненько, – сказал он и весело добавил: – Бадди? Бесплатное выступление – это превосходная идея. Я немедленно займусь организацией, и вы выступите, как только вернетесь с гастролей. Да, отлично. Что ж, я пожалуй…
Он было повернулся, чтобы выйти, но наткнулся на внезапно возникшую перед ним руку Утеса.
– Гастроли? Какие гастроли?
Достабль отступил на шаг.
– Так, по некоторым городам. Щеботан, Псевдополис, Сто Лат… – Он оглядел музыкантов. – Вы что, не хотите?
– Поговорим об этом позже, – сказал Утес.
Он вытолкал Достабля за дверь и захлопнул ее. С бороды Золто капало пиво.
– Гастроли? Еще три таких вечера?
– Но в чем проблемы? – удивился Асфальт. – Было здорово! Все орали и аплодировали. Вы выступали два часа! Я все ноги отбил, скидывая зрителей со сцены! Никогда не чувствовал себя настолько…
Он замолчал.
– Вот именно, – кивнул Утес. – Я тоже. Я вышел на сцену и сел, не понимая, что мы будем делать, а потом Бадди заиграл на своей… на этой штуковине, и я начал выбивать: «Бам-Бам-ча-ча-БАМ-бам». Я сам не понимал что играю. Это просто приходило в голову и спускалось в руки.