Ключевой фигурой среди арестованных в Грузии партийных работников являлся П. А. Шария, близкий друг Берии, Его иногда называли «душеприказчиком Берии».
В период, когда Берия возглавлял ЦК КП(б) Грузии, Шария был заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК Грузии. При переезде в Москву Берия взял Шарию с собой и назначил его начальником секретариата Главного управления государственной безопасности НКВД. С 1943 по 1948 г. Шария занимал пост секретаря ЦК КП(б) Грузии. После смерти Сталина Шария был немедленно освобожден, еще до пересмотра всего «мингрельского дела». Но в июне 1953 г. его снова арестовали, уже как члена «банды Берии», и в 1954 г. приговорили к десяти годам заключения. Вторым близким другом Берии, оказавшимся в тюрьме в Грузии по этому же делу, был А. Н. Рапава, занимавший в 1943–1948 гг. пост министра государственной безопасности Грузии, а с 1949 по 1951 г. — министра юстиции Грузинской ССР. Рапава также был немедленно освобожден после смерти Сталина и назначен министром государственного контроля Грузии. После падения Берии Рапава был арестован вторично и в 1955 г. расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Здесь нет необходимости разбирать, насколько виновны или невиновны были эти друзья Берии. В данном случае важно показать, что завершение «мингрельского дела» в Грузии действительно серьезно угрожало положению самого Берии в Москве. «Оргвыводы» были бы неизбежны. Это был вопрос жизни или смерти не только для многих людей в Грузии, но и в Москве.
Сталин имел очень большой опыт по организации разных судебных процессов, закрытых, открытых и открыто-показательных, на которые приглашались иностранные корреспонденты и иностранные дипломаты. На этих судах тридцатых годов обвинялись очень крупные партийные и государственные работники. Наиболее хорошо изучены суды 1937–1938 гг., на которых Сталин выполнял функцию тайного режиссера, а Андрей Вышинский, главный прокурор, был постановщиком всего «шоу». Рассекреченные архивные материалы дают достаточно хорошее представление о том, сколько времени необходимо для подготовки такого рода показательных судов [185] . Кооперация с судом достигалась не только применением физических методов следствия, но и шантажом по поводу судьбы родственников. Николай Бухарин был вынужден лжесвидетельствовать после «обработки» и потому, что только в этом случае ему обещали сохранить жизнь молодой жены и малолетнего сына [186] . «Делом врачей» Сталин напрямую в январе — феврале 1953 г. не занимался. Но он, безусловно, понимал, что для открытого судебного процесса оно не подготовлено. В архивных материалах этого «дела», которые изучал Г. В. Костырченко, также нет никаких указаний на подготовку открытого процесса, так как прокуратура и в феврале 1953 г. не была подключена к следствию. «Если бы Сталин вскоре не умер, — считает Костырченко, — то скорее всего имело бы место действо, аналогичное тайной расправе над руководством Еврейского антифашистского комитета» [187] . Это предположение нельзя признать достаточно реалистичным. «Тайная расправа» в случае ЕАК оказалась возможной, так как само «дело ЕАК» было тайной с самого начала, и арестованные по этому делу были неизвестны за пределами московских еврейских кругов. «Дело врачей» после публикации сообщения ТАСС стало всемирно известным, и перед судом должны были предстать знаменитые врачи, авторы учебников, заведующие кафедрами, академики медицины, основатели научных школ. В «деле ЕАК» был только один обвиняемый этого калибра, профессор Лина Семеновна Штерн. Именно поэтому ее выделили в отдельное «дело» и приговорили к ссылке, а не к смертной казни, как других. «Дело ЕАК» не могло быть образцом, так как оно, по существу, было провалом. Сам суд, хотя и закрытый, шел слишком долго, больше двух месяцев. Обвиняемые в большинстве случаев отказывались от своих показаний, данных на следствии, объясняя причину лжесвидетельств незаконными методами следствия. Отказ от показаний, данных на предварительном следствии, был неизбежен и для «дела врачей», если бы оно поступило на рассмотрение закрытого суда. Суд, даже если он закрытый, должен все же вести допросы обвиняемых, подтверждая данные следствия, и воссоздавать общую картину преступления. Нельзя исключить того, что Сталин, понимая все эти проблемы, мог уже склоняться к возможности закрытого суда по какой-либо упрощенной схеме. Но главные организаторы процесса в МГБ, прежде всего Гоглидзе, который в январе 1953 г., во время болезни Игнатьева, исполнял обязанности министра государственной безопасности, понимали, что проведенная ими работа по созданию «дела врачей» не подготовила его даже и для закрытого суда. В таких случаях следственный аппарат просит от прокуратуры или от директивных органов разрешения на продление срока следствия. Это нормальная практика, и в СССР продлять сроки следствия было достаточно легко. Совершенно неожиданно и МГБ, и Бюро Президиума ЦК КПСС на совещании 9 января 1953 г. приняли решение не о продлении, а о сокращении сроков следствия и публично объявили о том, что «следствие будет закончено в ближайшее время». В СССР в 1953 г. существовал лишь один способ выполнения этого обещания — передача дела на рассмотрение не суда, а Особого совещания при МГБ, то есть внесудебного органа, имеющего полномочия для вынесения быстрых приговоров заочно, по документам вины, представляемым только следствием. Именно Особое совещание при МГБ, сокращенно просто ОСО, выносило приговоры Каплеру, Морозу-Морозову, сестрам Аллилуевым и другим родственникам Сталина, а также Полине Жемчужиной, так как в этих случаях после ареста не проводилось и полноценного следствия. В СССР в 1953 г. существовали два Особых совещания — при МГБ и при МВД. Некоторое представление можно сделать пока лишь о работе Особого совещания при МВД, так как рапорты МВД Сталину были рассекречены и общий каталог всех рапортов за 1944–1953 гг. опубликован в 1994 г. [188]
В 1951–1952 гг. поток рапортов от МВД Сталину был, как я уже отмечал, резко сокращен. Большая часть этих рапортов шла теперь только Маленкову, Берии, Булганину и другим лидерам. Последний рапорт о деятельности Особого совещания МВД Сталин получил в июле 1950 г. В это время через Особое совещание при МВД СССР проходило около 15 тысяч дел ежегодно, и в этот поток попадали в основном националисты и «социально враждебные элементы» из западных областей Украины и из Прибалтики. Таким образом шло пополнение ГУЛАГа, находившегося в системе МВД. Особое совещание при МГБ, деятельность которого не рассекречена в такой же степени (возможно, из-за ликвидации многих документов), специализировалось на делах более закрытого типа.
Само существование особых совещаний для внесудебных расправ было, по существу, государственной тайной, хотя этот карательный институт возник еще в старой России после убийства царя Александра II в 1881 г.