Имелись в виду случаи, когда чрезмерно усердные и твердолобые исполнители впадали в крайность. Особенно это было присуще тогдашней военной печати. Своим откровенно шовинистическим настроем выделялась газета Военно-Морских сил «Красный флот». Еще осенью 1947 г. из ее редакции были уволены «по сокращению штатов» И. В. Бару, критиковавший зубодробительный тон статей о бывших англо-американских союзниках, и разъездные корреспонденты Г. С. Новогрудский и М. Б. Парный, выступавшие против нападок на А. А. Ахматову и М. М. Зощенко. Кампания против театральных критиков еще больше разожгла антисемитский энтузиазм в стенах этой редакции. 16–19 марта 1949 г. там прошло партийное собрание, посвященное «борьбе с буржуазным космополитизмом». Некоторые выступавшие, критикуя своих коллег, впервые нарочито именовали их «еврей Поневежский», «еврей Рудный» «еврей Ивич» и т. д. Но дальше всех пошел начальник отдела партийной жизни, капитан 1-го ранга Пащенко, прямо заявивший: «Так же, как весь немецкий народ несет ответственность за гитлеровскую агрессию, так и весь еврейский народ должен нести ответственность за действия буржуазных космополитов».
Возмущенный такой антисемитской эскападой, заместитель ответственного секретаря «Красного флота» С. А. Лившиц написал письмо Сталину, которое, конечно, к нему не попало, а было направлено Поскребышевым Маленкову. В ходе предпринятого затем служебного расследования ревизоров из ЦК вполне удовлетворило признание Пащенко своего выступления «политически ошибочным», и досадный инцидент сочли исчерпанным. А потом, когда страсти улеглись, без лишнего шума администрация стала по одному «выдавливать» беспокойных евреев из редакции. В июне 1949 г. был уволен ответственный секретарь газеты И. Д. Сахновский. Такая же участь постигла, по всей видимости, и искавшего справедливости у Сталина Семена Лившица. Не исключено, что его арестовали, как, например, сотрудников той же газеты Леонида Ивича, Соломона Занде (потом расстрелян); Аркадия Поневежского, Мери Уманскую, Сахновского, поставлявших в ЕАК материалы о евреях, служивших в Военно-Морском флоте.
Несколько иная ситуация сложилась в газете «Сталинский сокол», издававшейся Политическим управлением ВВС. Ее редактор Б. П. Павлов, наоборот, проявил «политическую беспечность» и засорил аппарат «враждебными и сомнительными людьми». В этом случае в дело пришлось вмешаться МГБ. 9 сентября 1949 г. его сотрудники арестовали литработника редакции Б. Л. Перельмутера, неосмотрительно заявившего, что борьба с космополитизмом напоминает ежовщину [242] . Затем подключилось Политуправление ВВС во главе с генерал-майором авиации В. С. Шимко. Коллективными усилиями политработников и чекистов было установлено, что Павловым руководит приятельское окружение, состоящее почти исключительно из работников редакции — евреев (Л. Э. Саксонов, Л. Д. Каганов и др.). Что последовало потом — догадаться нетрудно. Павлов лишился поста редактора, оказались без работы и те, кто был причислен к опекаемой им «еврейской группе» [243] .
То же самое произошло и в редакции журнала «Пограничник» (орган Политуправления пограничных войск МВД СССР), ответственный редактор которого Г. Белых был смещен за то, что имел дружеские контакты с «безродными космополитами» Д. Даниным, Л. Субоцким, В. Шкловским, Б. Яковлевым (Хольцманом) и печатал их произведения.
Нетрудно представить, какие панические мысли подобные факты могли заронить в головы идеологических церберов со Старой площади. Если уж космополитический дух проник даже в издания политорганов Вооруженных сил, то что может твориться в других редакциях, где процент евреев среди сотрудников значительно выше? Значит, все силы — на проверку и перепроверку журналистских кадров, и в первую очередь тех, кому доверен ответственный участок воспитания подрастающего поколения. Такой логикой, наверное, руководствовался ТТК, когда в октябре 1949 г. направлял своих ревизоров в редакцию газеты «Комсомольская правда».
Итоговый документ, составленный потом комиссией, пестрел мрачными оценками и решительными оргвыводами. Констатировалось, что главный редактор «Комсомольской правды» А. Я. Блатин засорил аппарат редакции «политически сомнительными людьми», к числу которых были отнесены заведующий отделом информации Херин, скрывший арест отца, Юровский, уволенный ранее из «Сталинского сокола», литературный сотрудник Чекова, дочь крупного торговца. Кроме того, Блатин привлек к работе в газете как внештатных корреспондентов А. А. Аграновского, отец которого ранее был репрессирован органами госбезопасности, Ф. А. Вигдорову, имевшую родственников в Америке, и др. Делался вывод, что в результате такой политики в подборе кадров половину среди руководящих работников редакции составляли русские и половину — евреи, причем некоторые сотрудники пытались скрыть свою национальность, в том числе Смирнова, Кацневич, Кноклисова, Бесфамильная и др.
3 декабря 1949 г. Политбюро решило:
«Принять предложение ЦК ВЛКСМ: а) об освобождении т. Блатина А. Я. от обязанностей главного редактора и члена редколлегии газеты “Комсомольская правда”; б) об утверждении т. Горюнова Д. П. главным редактором и членом редколлегии газеты “Комсомольская правда”».
Решение Политбюро подписал Сталин.
В июле 1950 г. Блатин написал Сталину, прося снять с него необоснованные обвинения. Он утверждал, что стал жертвой интриги секретаря ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлова, который свел с ним счеты за критику, высказанную в его адрес главным редактором «Комсомольской правды» на съезде комсомола весной 1949 г.
Как и следовало ожидать, взыскующий справедливости бывший редактор молодежной газеты ничего не добился. Расправившийся с ним Михайлов тогда находился в милости у Сталина и, интуитивно угадав, что ставка на антисемитизм — самая короткая дорога к сердцу стареющего вождя, уверенно продвигался к вершинам аппаратной власти. Этим расчетом, насколько примитивным, настолько и беспроигрышным, во многом обусловливалось то, что именно «Комсомольская правда», пройдя через горнило антиеврейской чистки, начала зимой 1951 г. странную дискуссию о литературных псевдонимах. 27 февраля в ней появилась статья писателя М. С. Бубеннова, в которой под предлогом борьбы со «своеобразным хамелеонством» раскрывался целый ряд псевдонимов литераторов еврейского происхождения [244] . И хотя ради внешнего приличия провокационный список перемежался фамилиями авторов других национальностей, сомнений в антисемитской направленности этой публикации не возникало.
Казалось, что неминуем очередной всплеск пропагандистской охоты на «антипатриотов», к тому же Бубеннов явно подстрекал к этому, утверждая в своей статье, что «псевдонимами очень охотно пользовались космополиты в литературе». Однако провокация не удалась. 6 марта в «Литературной газете» появилась полемическая заметка К. М. Симонова, в которой использование псевдонимов объявлялось частным делом каждого литератора. Конечно, публикуя это, молодой писатель поступал, как, впрочем, и все тогда, не по собственному желанию и не на свой страх и риск. Скорее всего, он предварительно заручился поддержкой Сталина, чье благорасположение ему удалось восстановить после скандала с театральными критиками [245] . Тем самым Симонов хотя и продолжал подозреваться в юдофилии, однако вновь получил возможность тем или иным способом влиять на решения вождя.