В завершение стоит сказать несколько слов о городе Смоленске и церковных делах княжества.
К середине XIII в. укрепления Смоленска состояли из непосредственно городских укреплений, укрепленного посада и монастырей. Валы с деревянной стеной, окружавшие город, располагались от верховьев Пятницкого оврага на западе и вдоль современной улицы Ленина до оврага Крутой боярак (современного Зеленого ручья) на востоке.
На востоке южный вал, дойдя до верховьев оврага Крутой боярак, поворачивает на север, и дальше восточная часть городских укреплений шла по верху левого склона оврага (почти по линии современной улицы Фурманова) и выходила на Костеровскую башню, где раньше стояли Старые Крылошевские ворота. Речка, впадающая в Днепр перед этими воротами и образованная слиянием Зеленого и Георгиевского ручьев, в древности называлась Чуриловка (не путать с одноименной рекой в западной части города). Позднее ее стали называть Гуриловкой, а затем – Георгиевским ручьем. Название Чуриловка происходит от слова «чур» – черта, граница – и отражает формирование восточной границы города.
Кроме того, из росписей караулов приказной избы М.Б. Шеина следует, что «старый деревянный город» начинался от Крылошевского моста, построенного через Чуриловку (Гуриловку): «…от Крылошевского мосту по старой по деревянной стене».
Западная граница городских укреплений определяется также достаточно четко. Южный вал в районе здания областной администрации поворачивал к северу и выходил на Васильевскую гору (гора между улицами Ногина и Воровского) и по ней спускался к Пятницким воротам, но не доходил до них. На планах города 1743-го и 1754 гг. видны следы этого вала на Васильевской горе.
С запада эту часть городских укреплений защищал глубокий овраг с протекающей по нему речкой Рясной (с XVIII в. – Пятницкий ручей). Название Рясна речка получила от слова ряса – топкое, мокрое место, мочижина.
Северная граница городских укреплений проходила вдоль берега Днепра от Крылошевской башни до Пятницких ворот (по ул. Соболева – Студенческая), приблизительно в 20–25 м от каменной крепостной стены.
Вышеописанные укрепления очерчивали территорию, которую в разрядной книге в первой половине XVI в. называли «большой старый город». Неясным остается вопрос, были ли земляные валы у «старого города» с восточной и северной сторон. При упоминании в документах деревянных крепостных стен вдоль Днепра нигде нет никаких данных для ответа на этот вопрос.
Довольно подробное описание Смоленской крепости начала XVI в. оставил польский король Сигизмунд I Казимирович (1467–1548): крепость «мощна… благодаря самой реке, болотам, а также благодаря бойницам из дубовых брусьев, уложенным срубом в виде четырехугольников, набитых глиной изнутри и снаружи; окружена она рвом и столь высоким валом, что едва видны верхушки зданий, а самые укрепления не могут быть разбиты ни выстрелами из орудий, ни таранами, да и не подрыться под них, не разрушить или сжечь при помощи мин, огня или серы».
Как уже говорилось, Смоленск был богатым торговым городом, в XII–XIII вв. не уступавшим по числу жителей Парижу и Лондону. Многочисленные войны, происходившие на Смоленской земле, не оставили нам ни одной каменной гражданской постройки эпохи удельных князей. Тем не менее известно, что в домонгольский период в Смоленске построено не менее 26 каменных храмов. К сожалению, к настоящему времени сохранились только три храма, остальные разрушены в основном в период до XVIII в. После штурма города французами в 1812 г. в Смоленске остались целыми только три храма (Успенский собор, Покровская церковь, нижний придел храма и в честь преподобного Сергия в церкви Вознесенского монастыря). Шесть других сохранившихся к этому времени храмов были сожжены и разрушены.
О церковной и светской жизни древнего Смоленска некоторое представление дает житие Авраамия Смоленского.
Родился он в Смоленске в 1172 г. Родители его рано умерли, и мальчик поступил иноком под именем Авраамий в обитель Богоматери на Селище в шести верстах от города. Там, пребывая в «бдении и в алкании день и нощь», Авраамий ревностно предается книжным занятиям. Изучая произведения отцов церкви и жития святых, он составляет себе целую библиотеку, «списа ово своею рукою, ово многими писцы». Из отцов церкви Иоанн Златоуст и Ефрем Сирин были его любимыми авторами.
Авраамий вел аскетический образ жизни, не посещал никаких пиров и иных увеселений. Историк церкви Георгий Петрович Федотов писал о нем: «Более традиционен (по-русски) св. Авраамий в его отношении к храмовому благочестию, к литургической красоте и истовости службы (общий учитель – тот же святой Савва). Изгнанный из своего монастыря, он в городе украшает другой, Крестовоздвиженский, ставший его убежищем. То же и в последнем своем монастыре, в доме Пресвятой Богородицы: «И украси ю яко невесту красну… иконами и завесами и свещами». Он особенно строг и в храмовом благочинии: «Отиноудь запрещаше же в церкви не глаголати, паче же на литургии». По-видимому, совершенно особое и личное отношение было у святого к евхаристии…
Ученость святого Авраамия была связана с даром учительства, который сделался источником жестоких гонений на него и его «терпения», главного подвига его жизни. Монашеская келья Авраамия стала притягательным центром для Смоленска. Многие миряне приходили к нему из города ради «утешения из святых книг».
«Иереи и черноризцы» восстали против святого именно в связи с его книжным учением. После богословских диспутов с городским духовенством сам игумен, доселе покровительствовавший святому, запрещает ему: «Аз за тя отвечаю у Бога, ты же престани уча». Святой, принявший от него «много озлоблениа», оставляет свой монастырь и переселяется в Смоленск. Здесь, в Крестовоздвиженском монастыре, он продолжает свою учительскую деятельность. Многочисленные его почитатели снабжают его средствами для помощи бедным и для украшения храма. Но врагам Авраамия удалось возбудить против него чуть ли не весь город; опасность угрожала самой его жизни: «Собраша же ся вси от мала и до велика весь град нань, инии глаголют заточити, а инии к стене ту пригвоздите и зажещи, а друзии потопити и, проведше всквози град…» В описании горестных событий, быть может, чувствуется перо очевидца: «Посланые же слуги, емше, яко злодея влачаху, они ругахуся ему, инии же насмехахуся ему и бесчинная словеса кидающе, и весь град и по торгу, и по улицам – везде толпа народа, и мужи же, глаголю, и жены, и дети, и бе позор тяжек видети». На владычном дворе собрались для суда не только епископ (Игнатий) с духовенством, но и князь с боярами. Однако миряне признали Авраамия невинным, и епископ, оставив его под стражей вместе с двумя учениками, на следующий день собирает чисто духовный суд («игумени и ереи»). Ефрем не приводит приговора этого суда и хочет подчеркнуть благополучный исход его: «Не приемшу ему никоего зла». Однако Авраамий отослан в свой первоначальный монастырь, на Селище, и из дальнейшего видно, что ему было запрещено совершать литургию. Два праведника предсказывают епископу гнев Божий на град Смоленск за гонение на святого: «Великой есть быти опитемьи граду сему, аще ся добре не опечалиши» (не покаешься). Уже тогда епископ Игнатий «скоро посла по всем игуменом и к всем попом, заповедая и запрещая всем от всякого речения зла престати, яже на блаженного Авраамия». Однако преподобный продолжает оставаться под запрещением. Обещанная «епитимия» приходит в виде страшной засухи. Молитвы епископа и всего народа остаются неуслышанными. Тогда по совету третьего, не названного по имени иерея Игнатий призывает св. Авраамия, снова расследует обвинения против него «и испытав, яко все лжа», прощает его и просит молиться о страждущем граде. Бог услышал молитву святого: «Еще преподобному не дошедшу своея келия, одожди Бог на землю дождь», и с этого времени возобновилось почитание Авраамия и стечение к нему народа.