— Совершенно верно, — согласился Мосли. — К сожалению, надо признать, что Говард Тайри не в восторге от этой концепции, и конфликтные ситуации периодически повторяются. Но я льщу себя надеждой, что мои старания в конце концов окажут благотворное воздействие.
— Говард Тайри?
— Брат нашего шерифа, — пояснила Ширли. — Начальник тюрьмы «Мертвая скала».
Мосли улыбнулся Аннабель.
— Официальное название «Голубая ель», но народ зовет ее «Мертвая скала».
— Там произошел обвал, и бригада шахтеров попала в ловушку, — сказала Ширли. — Людей так и не достали. Шахту замуровали, а на их костях поставили эту дьявольскую тюрьму. Одним из погибших был мой отец.
Тушь потекла у нее под глазами, и судья с Аннабель тактично отвели глаза.
После паузы судья заметил:
— Шахтерская профессия чрезвычайно опасна.
— Понимаю, — со вздохом ответила Аннабель.
— Ну, всего доброго, леди.
Он ушел, поднялась и Аннабель.
— Не хочу отвлекать вас от работы.
— Простите, что не смогла вам помочь, — хрипло сказала Ширли.
«Вы уже помогли».
Стоун и Нокс пробыли в карцере, привязанные к лежакам, почти шесть часов. Все это время они спали. Явившиеся охранники были явно раздосадованы тем, что пленники так легко прошли тяжелое испытание.
Их заставили снова надеть оранжевые комбинезоны и потащили в камеру. Обоим пришлось проявить немалую выдержку и не отвечать на провокационные ядовитые насмешки. Нокс закусил губу, а Стоун смотрел немигающим взглядом, повторяя про себя, что благоприятный шанс появится лишь в том случае, если они не потеряют самообладания.
Через час их снова подвергли личному досмотру, заковали в кандалы и отвели в столовую, где наручники сняли.
В животе у Нокса уже урчало, когда они сели за свободный стол. Вокруг качалось море голов; Стоун пришел к выводу, что в столовой находится около пяти сотен заключенных. На добрых три четверти это были негры, хотя среди охранников негров не было.
На новеньких поглядывали. Выражения на лицах были самые разные: от любопытства до равнодушия и враждебности.
Разговаривали всего несколько человек, остальные ни на что, кроме своих подносов, внимания не обращали. Нокс тоже опустил глаза, когда на столе перед ним появился поднос.
Дождавшись, пока отойдет служитель, он предложил Стоуну:
— Не заказать ли приличного каберне — проталкивать эти помои?
— О, еще можешь шутить? Неплохо. Что ты там видишь? — Он показал глазами на заключенных.
— Такие же, как мы, несчастные, с той лишь разницей, что мы не совершали никаких преступлений. Отставить: я не совершал преступлений.
Стоун опустил в баланду пластиковую ложку, единственный имевшийся в наличии столовый прибор.
— Тебе, наверное, приходилось бывать в тюрьмах?
— Только не в качестве заключенного.
— Ну и что именно в этой не так? Подумай.
Нокс огляделся.
— Какие-то они слишком тихие для самых отъявленных негодяев в стране.
— Верно. Подавленные, забитые, запуганные. Что еще?
Нокс взглянул на ближайшую к ним группу. Четыре негра, не глядя друг на друга, равнодушно тыкали ложками в миску. Нокс осторожно понаблюдал за их вялыми движениями, заметил безжизненные взгляды и догадался.
— И еще под кайфом?
— И под кайфом. Мы с тобой уже знаем, что таблеток здесь хватает.
— Ты что, считаешь, партии товара приходят сюда? В тюрьму?
— Нет. Весь товар, по всей видимости, идет на «ямы» Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона и других мегаполисов Восточного побережья. А здесь скорее используют некоторый излишек, чтобы ломать строптивых.
— Заключенные — наркоманы в принудительном порядке? Да это тянет на нарушение огромного количества прав!
Стоун вдруг склонился над тарелкой и принялся за еду. Нокс моментально сделал то же самое. Послышались шаги — кто-то остановился у них за спиной.
— Мэнсон, новые заключенные уже адаптировались к нашим порядкам? — Говард Тайри обращался к подскочившему к их столу охраннику.
У Мэнсона правый глаз был закрыт повязкой. Мельком глянув на него, Стоун сразу понял почему — именно ему он засветил в глаз пряжкой ремня.
«С каждым часом все веселее».
— Сэр, мы поставим их на место.
Охранник отстегнул с пояса дубинку и резко ткнул Стоуна в челюсть.
— Вот этому понадобятся дополнительные занятия, но мы и его научим осмысленному соблюдению порядка.
— Молодец, — похвалил Тайри.
Убирая дубинку, Мэнсон царапнул ей Стоуна по лицу. Потекла кровь, однако Стоун не шелохнулся.
— Как вам хорошо известно, — заговорил Тайри, — в большинстве подобных учреждений заключенные питаются по камерам и свободное время проводят строго по одному. Здесь, в «Голубой ели», мы, пожалуй, излишне либеральничаем. — Он обвел взглядом застывшую в гробовой тишине столовую. — И позволяем заключенным причаститься к гуманистическим ценностям. Например, совместный прием вкусной и здоровой пищи воспитывает дух товарищества.
Тайри положил руку Стоуну на плечо и слегка сдавил. Стоуна будто гремучка ужалила — настолько омерзительным было прикосновение этого типа. Тем не менее он даже не вздрогнул, и Тайри в конце концов убрал руку.
— Благодаря нашему состраданию и человеколюбию, — продолжал вещать Тайри, — рано или поздно заключенные приходят к осознанному соблюдению требований установленного порядка. Хотя я лучше других знаю, насколько ухабистым и тернистым может быть этот путь.
Пока он шел через столовую в окружении толпы охранников, заключенные сосредоточенно уплетали отвратительную пищу.
«Бедолаги не только под кайфом, они еще и до смерти запуганы, — думал Стоун. — Этот ублюдок может в любую минуту лишить жизни любого из них. Он может и меня убить. Если Мэнсон первым не доберется».
Только когда Тайри с Мэнсоном вышли из столовой, Стоун вытер с лица кровь.
После совместного приема пищи приобщенным к гуманистическим ценностям Ноксу со Стоуном дали полчаса свободного времени. Свобода представляла собой огороженную бетонную площадку в центре тюремного двора, с сеткой из колючки вместо крыши, единственным баскетбольным кольцом без сетки и заплатанным мячиком. Активный отдых на свежем воздухе.
«Это чересчур даже для либеральных гуманистов», — подумал Стоун.
Несколько заключенных медленно рысили по крохотному кругу, один стучал мячом, большинство стояли, тупо уставившись на носки ботинок. На вышках по углам, откуда вся площадка просматривалась как на ладони, торчали охранники со снайперскими винтовками и русскими «Калашниковыми».