— Это следующий твой роман о Джеймсе Бонде, Хью?
— Хотел бы я быть таким умным, Лон.
— Ну… дай поразмыслить, окей? Думаю, необходимым требованием будет глушитель — если быть точным, подавитель. Чтобы выстрел настоящего убийцы не привлёк внимания.
— Такие штуки бывают? — спросил я. Я тогда был очень наивным.
— Да, это не киношная штука. Хайрем Максим [185] понял это шестьдесят лет назад, и сделать его может любой толковый слесарь. Это трубка с перегородками и камерами внутри. Я подумаю и перезвоню тебе, и…
— Нет-нет, я сам тебе перезвоню. Скажем, через неделю, в следующую субботу, будешь доступен?
— Хью, я живу в инвалидном кресле. Я всегда доступен, — сказал он жизнерадостно.
Я скормил Корду поездку в Бостон по делам «Павлина», раздобыл путеводитель и перевёл пять тысяч долларов со счёта «Павлина» на счёт «Фокскрофта» Ларри Хаджета, зная, что он не беспокоится о своих финансовых делах и ничего не заметит. Затем я выписал чек и обналичил его в маленьком банке в чёрном районе Вашингтона DC, где я делал разные дела и потому был спокоен насчёт того, что мистер Браун [186] ничего не разболтает. На другой день я улетел в Бостон, где взял номер в отеле «Хилтон» в Кембридже, откуда на такси уехал снова в аэропорт и за наличные взял билет в Даллас на рейс TWA. [187] В моём чемодане лежали костюм, который я купил в Москве в 1952 году, сидящий на мне так же, как рубашка, приобретённая в Брно несколько лет назад и чёрный галстук, купленный у братьев Брукс по случаю похорон отца Милта Голда. Я посчитал, что такой гений как Алек не заметит разницы в качестве кроя между галстуком братьев Брукс и костюмом из ГУМа, выглядящим и сидящим так, словно его сшила стая шимпанзе.
В Далласе я заселился в «Адольфус», взял напрокат машину и напялил обезьяний русский костюм. Было несколько странно идти через претенциозное лобби отеля, отделанного морёным дубом, роскошное, как гарвардский клуб, будучи одетым как кулак, боящийся, что его арестуют. Но это всё же был Техас, так что никто не заметил. Здесь никто ничего не замечал.
Часом позже, в тридцать восемь минут шестого я припарковал прокатную машину на углу бульвара Зейн и Северной Бекли в пригороде Оук Клиф за рекой Тринити и принялся наблюдать, как пригородный автобус высаживает пассажиров. Было вроде бы пятое ноября 1963 года, а может, и шестое. Его я углядел без проблем: для работы под прикрытием он явно создан не был, так как любой полицейский или агент в поисках шпиона тут же выдернули бы Ли Харви Освальда из любой толпы. Он был более существенным, нежели я ожидал: мне думалось, что он окажется мелкой, дикой крысой, ловкой и юркой, готовой вцепиться в любой кусочек сыра, в то время как он оказался плотным, крепко сложенным и скорее коренастым и солидным, нежели быстрым и лёгким. Вы бы его не упустили.
Выглядел он жалко. Его невыразительное, неинтересное лицо было омрачено до предела, он уныло озирался вокруг, как будто бы ожидая немедленного ареста ФБР и всем своим видом излучал волну «оставьте-меня-в-покое». Вместе с ним сошли ещё трое, знавшие друг друга, оживлённо беседовавшие и шутившие так, как ведут себя люди по всему миру. Алек же прошёл сквозь них с поникшей головой, не спеша направившись дальше вниз по Северной Бекли. Идти ему было недалеко, поскольку место его жительства — 1026 по Северной Бекли — было всего в нескольких домах от перекрёстка Зейн-Бекли. Мимо меня он прошёл всего в пяти футах, полностью погружённый в себя, так что я хорошо разглядел его — хоть там и нечего было разглядывать. Опущенная голова, вислые плечи, типичная дешёвая одежда трудяги, которую неделю не меняли: серые рабочие брюки, низкопошибные чёрные оксфордские туфли, зелёная куртка — не спортивная, а как для гольфа, поверх коричневой рубашки, всё это неприметное и непримечательное. Я видел, как он свернул к своему дому — совершенно опустившееся существо, каким он и был.
Перегнав машину на квартал, я принялся ждать, наблюдая в зеркало заднего вида. Через сорок пять минут он появился снова: волосы его были влажные от быстрого душа, но одет он был так же. На этот раз он шёл поживее. Дойдя до автобусной остановки, он сел в автобус и, заплатив пять центов, разместился на полпути в заднюю часть, а я последовал за ним на расстоянии в несколько машин. Увидев, где он сошёл и в какое здание направился, я припарковался и аккуратно последовал за ним. Это оказалось отделение Далласской общественной библиотеки в Дуган-хайтс. Тут я сверился с бюллетенем встреч на стене, откуда узнал, что в комнате № 4 собралось общество советско-американской дружбы. Перспектива провести пару часов в обществе американских коммунистов, ноющих по поводу капитализма и нескольких скучающих агентов ФБР привела меня в уныние, так что я поехал в толковый ресторан, заказал стейк и лёг спать пораньше.
Следующим утром или я был слишком рано, или он опоздал. Наконец, я увидел, что он идёт по улице к автобусной остановке, пропустив автобусы в 8:17 и 8:33. На мне снова был костюм из ГУМа и я нарочно неважно побрился электробритвой «Ремингтон», придав себе неряшливый, плохо выбритый вид, типичный для Восточного блока, куда не проникла ещё цирюльная стать. Предполагал ли я, что Алек заметит такие вещи? Пусть даже бессознательно? Кто знает, какие вещи ухватывает подсознание и с какой восприимчивостью, гибкостью и верой схваченное укладывается в разум? Я бы и трусы русские одел, если б мог — пусть даже для такой краткой встречи.
Идя по тротуару, он не обратил на меня внимания и не посмотрел в глаза, но когда наши плечи почти соприкоснулись, я сказал по-русски: «Доброе утро, Алек. Костиков привет передаёт» — и пошёл дальше.
— Эй! — сказал он на ломаном русском после паузы в несколько секунд, потребовавшейся ему для пережёвывания информации и осознания того факта, что я знаю его русское прозвище и упомянул имя КГБшника, говорившего с ним в Мехико, — эй! Кто ты такие?
Я обернулся и увидел, что он таращится на меня крысиными глазами, пытаясь разгадать странную фигуру перед ним.
— Правильно говорить «кто ты такой», — поправил я его. — Всё ещё не дружишь с переходными глаголами, э, Алек? — тут я улыбнулся и поспешил дальше.
Я думал, что он побежит за мной, но он не стал. Сделав несколько шагов в моём направлении, он увидел подошедший автобус и встал перед дилеммой, в итоге выбрав автобус. Было слышно, как он бросился к автобусу, а когда тот отошёл, я так и ощущал на себе сверлящий взгляд Алека, хотя и продолжал идти с видимой беззаботностью.
Подарив ему беспокойный день, бессонную ночь и ещё один беспокойный день, я потратил это время на разведку территории вокруг дома генерала Уокера, узнав заодно расписание его публичных встреч и на посещение оружейного магазина с невообразимым техасским названием «Кетчум и Киллиум на Клейсте», где я купил три коробки патронов «Манлихер-Каркано» 6.5 мм и подержал в руках ту самую штуку — продавец-ковбой попытался мне её впарить, клянясь, что это лучшая на свете винтовка, которую можно купить за деньги. Мне она показалась хламом — хотя, возможно, я был под влиянием суждения Лона. В ней не было ничего общего с теми прекрасными, гладкими винтовками, из которых стрелял Лон когда мы были детьми, так что я поблагодарил его и вежливо отказался.