— Ерунда! — рассеянно отмахнулся Лазарофф. — Не мной сказано: «Все, что может придумать человеческий ум, наверняка уже было в истории». Вот вам наглядное доказательство этих слов!
Он ткнул пальцем вниз, где в каютах лежали Мегг Баркли и Руфус Трули под присмотром врача. Физическое состояние их было довольно сносным, но вот душевное… А как может чувствовать себя человек, которого сначала похищают, потом под угрозой физической расправы заставляют петь и кривляться для пьяной толпы, а затем и вовсе собираются принести в жертву? Трули, несмотря на свою нетрадиционную сексуальную ориентацию, был по происхождению все же мужчиной, поэтому хотя и обессилел, но сознания до самого возвращения на «Глорию» не терял. А вот Мегги, отключившись у столба на поляне для жертвоприношений, так и оставалась в беспамятстве и пришла в себя только на постели в своей каюте. Сейчас она была уверена, что все произошедшее с нею — только дурной сон, навеянный испарениями джунглей. Доктор, чтобы еще больше не травмировать ее психику, поддерживал эту версию.
— Нам срочно надо сниматься с якоря, — решительно сказал Сидни. — Экспедицию мы почти провалили. Но оставаться здесь больше невозможно. Пусть уж все остальное мы будем снимать в безопасных декорациях, но рисковать жизнями и здоровьем своих актеров я больше не позволю!
— Прекрасно сказано, Сидни, — поднял стакан с пивом Евгений. — Поднимайте паруса, то есть запускайте двигатели — и полный вперед! Мы же, с вашего позволения, останемся здесь.
— Как останетесь? — удивился и возмутился режиссер. — Но ведь здесь ужасные немцы и прочие бандиты!
— Ничего страшного, — успокоил его Миронов. — Наш импровизированный рейд показал, что ирландцам никакие немцы не страшны. Мы доснимем то, что обязаны, и спокойно доберемся до ближайшего города. С вашего позволения оставим себе только пару винтовок — для самообороны. Такую мелочь вы наверняка сможете списать как утерянную.
— А камеры, пленку? — тут же заскулил режиссер.
— Успокойтесь, нам это не нужно. Во время вылазки мы сумели разжиться и тем, и другим в немецкой деревне. Забрали в качестве трофеев и оплаты за понесенный моральный ущерб. Вам не придется ничем делиться.
— А это не будет выглядеть как грабеж мирных колонистов? — осторожно спросил Лазарофф. — Мне бы не хотелось неприятностей.
Евгений усмехнулся. Вот же жук! Его практически вытащили из крупной беды, а он…
— Думаю, этим мирным колонистам будет теперь не до тяжб в суде. Разобраться бы с теми, кто на них напал. А ведь это были, безусловно, не мы! И вообще, кто станет тянуть вас за язык по возвращении домой? Припишете все подвиги себе, еще и похвалы заработаете. Нам слава не нужна. Получим с вас, что причитается за отработанные дни, и все. Идет?
— Идет! — облегченно вздохнул режиссер. Ему и вправду хотелось, чтобы эти странные ирландские документалисты побыстрее исчезли с «Глории». Он был готов даже выписать им небольшую премию за возврат актеров. Только бы распрощаться.
Шлюпка, доставившая Миронова, Оруджева и Штефырцу на берег, отправилась в обратный путь к пароходу, который уже готов был сняться с якоря. Они стояли и смотрели, как «Глория» тронулась с места, как, набирая ход, скрылась за поворотом реки. Никто не махал им с борта, прощание вышло сухим и формальным. Съемочное оборудование киногруппы давно уже увезли, на песке оставалась только одна палатка, да и та не была нужна.
— Ну вот, — сказал Евгений. — Киношников из нас не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.
— В кого? — не понял Оруджев.
— Темнота! — с сожалением констатировал Штефырца. — Классику знать надо! Что дальше, командир?
— Сейчас узнаете, — с загадочным выражением лица ответил Миронов. — Пошли к нашим!
Шишов, Монастырев и немец расположились в кустах, так, чтобы их не видели с парохода. Незачем было режиссеру знать, что «ирландцы» помимо освобожденных актеров притащили с собой пленного.
Герр Людендорф уже пришел в себя, молча сидел в сторонке и курил сигарету за сигаретой из пачки, которой его снабдил Миронов. Леня и Толик ломали головы, гадая на предмет — чего они выдернули этого фрица из его деревни? По прибытии на берег Евгений отвел Людендорфа в сторону и имел с ним продолжительный разговор на немецком. О чем шла речь, никто не понял, только Шишов, увлекавшийся техникой Второй мировой войны, уловил знакомое слово «убот», что значило «подводная лодка». Но при чем здесь германский «кригсмарине» — «военно-морской флот», догадаться не смог.
Наконец командир созвал подчиненных в кружок и сказал:
— Парни, чувствую, что нынешнее наше путешествие вышло немного скучноватым.
— Да уж, тоска зеленая! — хмыкнул Штефырца.
— Мишка, не перебивай! — строго глянул на него Миронов. — Так вот, нам представилась возможность сделать его немножко разнообразнее. Мне еще во время нашей лежки около этой немецкой колонии стало интересно: а где они денежку берут, чтобы нужные товары закупать на стороне? И я плотно побеседовал с пленным. Он долго отнекивался, но потом сознался, что ходят слухи о транспортировке через Нойдорф крупных партий наркотиков. Есть у них тайное средство передвижения, о котором никто не знает и никто перехватить, соответственно, не может. А именно — миниатюрная подводная лодка!
Парни, что называется, обалдели. Один только Шишов смог спросить:
— Чего-о?
— Подводная лодка, — спокойно повторил Евгений. — И есть возможность нам на этой лодке добраться до цивилизации. Скрытно и надежно. А то в самом деле после наших подвигов режиссер и прочие стали на нас волками поглядывать. Нам нужны лишние подозрения? Считаю, что нет. Так что, вот вам мой сюрприз: дальше мы отправляемся домой под водой!
— Что, прямо через океан? — не удержался от вопроса Штефырца.
— Не думаю, — серьезно ответил Миронов. — Вряд ли у этого немецкого чуда есть такой запас хода. Да нам к океану и не нужно. Дойдем до любого города, разумеется, на территории Бразилии, где есть аэродром, и оттуда уже — по воздуху.
— Это здорово! — наконец выразил общее мнение Монастырев. — А мы в ней поместимся? Она же совсем маленькая, наверное, раз по реке плавает.
— Немец, он, кстати, капитан этой посудины, утверждает, что пространства хватит и вода в реке сейчас высокая. Мы ведь без обычного груза пойдем.
— А лодка далеко?
— Опять же, по утверждению ее капитана, здесь есть тайная заводь с доком, где лодка спрятана. Примерно в трех километрах отсюда. Все, закончили дебаты! Возражения есть?
Все молчали. Демократия в группе поощрялась до определенных пределов. Но если командир сказал: «Все!» — это значит действительно все, разговоры закончены, пришла пора действовать.
— Командир, — все же рискнул задать вопрос, поскольку был он не по теме, Оруджев. — А что с винтовками делать?
Лазарофф все же расщедрился на три карабина из своего арсенала.