— Теперь понятно.
— В КЧР планируется введение прямого президентского правления, о котором велись столь долгие переговоры.
— Когда это произойдет?
— Вот это — неизвестно.
— Снова неопределенность! — с раздражением прокомментировал Владимир Семенов, предварительно положив трубку на рычаги.
Крупными шагами меряя номер, он размышлял: что это? Злонамеренность или постыдное старческое бессилие? Вот загадка тебе, хитрый Эдип, разреши!
И генерал принял окончательное решение: ни на минуту не откладывать возвращение в республику и ни на йоту не отклоняться от заранее намеченного плана.
Промедление смерти подобно.
* * *
Атаки на Владимира Семенова в эти тревожные дни продолжались буквально с разных сторон.
Вскоре после возвращения из Москвы в семеновский штаб позвонил Валентин Власов и предложил встретиться с ним. Семенов, не колеблясь ни мгновения, выразил согласие — ему было интересно, что предложит временный глава республики.
Валентин Власов не посчитался — приехал сам в штаб Владимира Семенова. У него была новенькая, щегольская, заморская машина неизвестной Семенову марки.
— У нас разговор тет-а-тет, — предупредил Власов.
— Без свидетелей?
— Без.
Семенов выслал охранников в коридор, попросил никого не впускать во время разговора и самолично запер дверь.
— Слушай, Семенов, откажись от должности президента! — огорошил Власов генерала первой же фразой после дежурного обмена приветствиями.
— Плохо себя чувствуешь, товарищ Власов? — осведомился Владимир Семенов.
— Я дело говорю.
— От своего имени?
— Не только, — многозначительно произнес Валентин Власов.
— Не спеши отказываться, Семенов. Дело гораздо серьезнее, чем тебе кажется.
— Да уж вижу.
— Хочешь, я тебе устрою встречу с самим президентом?
— Ты с ним говорил?
— Ну… Не я сам.
— А кто?
— Волошин.
— Мифы древней Эллады.
— Нет, такая встреча реальна.
— Допустим, она состоится. Что дальше?
— Семенов, буду с тобой откровенен. Ты же знаешь, все в России решает Ельцин, его администрация без самого президента не в силах решить ни один вопрос. Сам, небось, убедился во время поездки последней в Москву.
— Это я усвоил.
— Президент обласкает тебя.
— Я не женщина.
— Оставь ерничество, дело слишком серьезное, — сурово заметил Валентин Власов, повысив голос.
— И что же я скажу президенту?
— Скажешь ему, что отказываешься от президентства.
— Скромненько, но со вкусом. А во имя чего?
— Для поддержания спокойствия в республике.
— Допустим. А потом?
— А потом… Ты же знаешь, у президента щедрая душа. Ты за свой отказ получишь в десять раз больше.
— Уж я не верю увереньям… — Громко пропел, развеселившись, Владимир Семенов.
— В сто раз больше.
— Зря стараешься, Валентин Власов, — оборвал его генерал. — Не сотрясай напрасно воздух. У меня для тебя есть встречное предложение.
— Какое? — оживился Власов.
— Знаешь, мне меду прислали из Приэльбрусья. На альпийских лугах собран. Видел наши альпийские луга?
— Ну, видел. — Власов никак не мог понять, куда клонит хитромудрый Семенов.
— Душистый, свежий, — продолжал нахваливать свой мед избранник республики. — Ты такого никогда не пробовал, ручаюсь.
— Ну, усвоил я, что твой мед — нечто неземное, — не выдержал Власов. — что ты хочешь — продать его мне?
— Зачем продать? — удивился Власов. — Предлагаю чайку с ним попить…
— Ну, знаешь…
— А своим начальникам передай, что я скорее застрелюсь, чем откажусь от своего президентства.
— Пожалеешь.
— Предателем своего народа не был и никогда не буду. Если изменю, люди проклянут меня и мою семью до седьмого колена.
— Риторика.
— Для тебя — может быть.
— Учти, ты своим поведением провоцируешь применение в республике военной силы, — угрожающим тоном произнес Власов. — Беспорядок нельзя терпеть до бесконечности. А какие силы у нас здесь накоплены, ты тоже, надеюсь, знаешь.
— Военными методами, Валентин Власов, порядок в республике не наведешь. Разве такой, как в песенке.
— Какой еще песенке?
— «А на кладбище все спокойненько…».
— Все бы песни тебе петь.
— На штыках долго не усидишь — штык, он колется. Кончается ХХ век, Христу исполняется две тысячи лет, и пора уже решать вопросы не с помощью ОМОНОВЦЕВ, а как-то иначе.
* * *
Еще один подобный разговор состоялся у Владимира с премьер-министром Владимиром Путиным.
— Я не принадлежу себе, Владимир Владимирович, — сказал Семенов. — Можно сказать, я заложник своего народа.
— Заложник?
— Да, в высоком, святом значении этого слова.
Они говорили долго, но текст разговора не попал ни в какие отчеты средств массовой информации.
* * *
Матейченкову припомнилась далекая московская ночь накануне вылета на Северный Кавказ. Вот так же, как сейчас, сидел он за столом, заваленным документами, и пытался разобраться в их хитросплетениях, а майская ночь за окном летела на крыльях, неудержимо прорывалась к рассвету.
Сидя в скромном номере местной партийной гостиницы, он просматривал протоколы очередного совещания по КЧР, которое только что прошло в Москве. Признано: хотя и произошли некоторые непредсказуемые события, стабилизация в республике сохраняется.
А это главное.
Генерал встал, подошел к единственному окну. Полоса дождей прекратилась, по республике неспешной стопой шла золотая осень. Порядка в городе заметно прибавилось — вон, все разбитые фонари на улице починили. И митинги пошли на убыль — надолго ли?..
Но тишина за окном вселяла надежду.
Что ж, жизнь продолжается, а с нею и работа. Вчера жена спросила по телефону, сколько он еще здесь пробудет. Он будет здесь ровно столько, сколько потребует обстановка, общая ситуация. Пока республика не избавится от беспокойных, изнурительных конфронтаций и не заживет спокойной жизнью.
Матейченков посмотрел на часы и взялся за дверную ручку: пора звонить в Москву.