Вернулась нянюшка.
– Три часа? – спросила Агнесса, прежде чем нянюшка успела открыть рот.
– Чуть позже.
– Насколько позже?
– На две или три минуты.
– На две или на три?
– На три.
Три сороки вместе сели на дерево и, громко переругиваясь, принялись гонять друг дружку по веткам.
– Три часа три минуты, – подытожила Агнесса. Напряжение разом спало. – Нянюшка, она думала тройками. В сарае я видела еще одну свечу, а еще нашла там столовые приборы, однако на столе всего лежало по три штуки.
– А как насчет черпаков и ножниц? – заметила нянюшка, правда, в ее голосе прозвучало некоторое сомнение.
– Значит, больше у нее не было, – сказала Агнесса. – На кухне в сушилке я видела еще вилки и ложки. То есть по какой-то причине она выкладывала не больше трех предметов.
– Я точно знаю, что чашек у нее было четыре, – вспомнила нянюшка.
– А осталось три, – возразила Агнесса. – Одну она разбила. Осколки лежат в мусорном ведре.
Нянюшка Ягг пристально посмотрела на нее.
– Чего-чего, а неуклюжести за Эсме я не замечала, – пробормотала она.
Нянюшка глядела на Агнессу так, словно пыталась не думать о чем-то очень страшном.
Деревья закачались под порывом ветра. На землю упало несколько капель дождя.
– Пойдем в дом, – предложила Агнесса.
Нянюшка покачала головой.
– Там еще холоднее, чем здесь, – буркнула она.
Какая-то птица пролетела над макушками деревьев, едва не задевая листья, и опустилась на лужайку. Это была четвертая сорока.
– «А на четыре кто-то родится», – сказала почти про себя нянюшка. – Вот теперь я все понимаю. Я думала, она не узнает, но от Эсме ничего не скроешь. Эх, вот вернусь домой, ну, задам Шону трепку! Он ведь поклялся, что доставил приглашение!
– А может, она взяла его с собой?
– Нет! Если бы она его получила, то обязательно появилась бы на празднике! Спорю на что угодно! – отрезала нянюшка.
– Так о чем именно она не должна была узнать? – спросила Агнесса.
– О дочке Маграт!
– Как это? И что тут удивительного? Ну конечно, она узнала о ней. Хочешь сказать, нам нужно было скрывать ребенка? Да о принцессе все жители королевства знают!
– У Маграт дочка родилась! Она стала матерью! – закричала нянюшка.
– Ну да! Это случается! И что с того?… – в ответ заорала Агнесса.
И вдруг в один и тот же миг они поняли, что кричат друг на друга.
Дождь резко усилился. Со шляпы Агнессы, стоило ей качнуть головой, пролился настоящий водопад.
Нянюшка немножко подуспокоилась.
– Ладно, я считаю, мы с тобой достаточно разумны, чтобы не торчать все утро под дождем.
– По крайней мере, мы можем развести огонь, – сказала Агнесса, когда они вошли в холодную кухню. – Она приготовила дрова…
– Нет!
– А что, обязательно сразу кричать?!
– Послушай, только не разводи огонь, хорошо? – попросила нянюшка. – И ни к чему без надобности не прикасайся!
– Я могу настругать щепок и…
– Слушай внимательно! Эти дрова приготовлены не для тебя! И не трогай дверь!
Агнесса как раз хотела отодвинуть булыжник.
– Нянюшка, ну что за глупости! На улице ветер, сюда дождь летит!
– Ну и пускай!
Нянюшка упала в кресло-качалку, задрала юбку и принялась шарить в громадных панталонах, пока не выудила оттуда любимую фляжку. Затем сделала большой глоток. Руки у нянюшки тряслись.
– Поздно мне становиться каргой. В моем-то возрасте… – пробормотала она. – Ни в один лифчик не влезу.
– Нянюшка?
– Да?
– Я не понимаю, о чем ты. Дочь? Не зажигать огонь? Карга?
Нянюшка убрала фляжку и снова принялась шарить в панталонах. Из другой штанины она достала трубку и кисет.
– Вряд ли тебе стоит это знать…
Матушка Ветровоск уже миновала расположенные рядом с городком рощицы и теперь шла по тропинке, вьющейся между настоящих лесных деревьев. Сюда обычно забредали только угольщики да иногда – случайный гном.
Ланкр почти исчез, испарился. Она чувствовала, как он уходит из ее сознания. Там, внизу, даже в минуты абсолютного покоя она всегда чувствовала вокруг себя гул чьих-то мыслей. Мысли людей, животных сливались воедино и бурлили подобно огромной интеллектуальной похлебке. А здесь… здесь текли лишь неторопливые мысли деревьев – тоска смертная, поэтому лучше к ним даже не прислушиваться. Снег, сохранившийся в низинах и в ямах под деревьями, медленно растворялся под мелким нудным дождиком.
Она вынырнула на полянку, и олени, пасшиеся небольшим стадом на противоположной стороне возле самого леса, с удивлением уставились на нее. По привычке матушка сразу остановилась и позволила сознанию расслабиться – так, чтобы олени сочли, будто на полянке никого нет.
Но когда она снова двинулась вперед, из кустов появился еще один олень. Замерев, он уставился прямо на нее.
Такое и раньше случалось. О таких случаях рассказывают охотники. Можно целый день выслеживать стадо, бесшумно красться между деревьев в надежде на чистый выстрел, а в самый последний момент прямо перед тобой вдруг появляется олень, поворачивается, смотрит на тебя… и как будто чего-то ждет. Именно в такие минуты охотник осознает, каким мастером стал…
Матушка щелкнула пальцами. Олень вздрогнул и галопом скрылся в чаще.
Она поднималась все выше по каменистому руслу ручья. Ручей был бурным, но, несмотря на это, вдоль берегов его сковывала ледяная корка. Остановившись у каскада небольших водопадов, матушка глянула назад, на чашу среди гор, в которой прятался Ланкр.
Эту чашу доверху наполняли тучи.
Несколькими сотнями футов ниже над макушками деревьев скользнула сорока.
Матушка повернулась и быстро вскарабкалась по мокрым ледяным камням к краю вересковой пустоши.
Здесь, на высоте, было куда больше неба. Тишина буквально пригибала к земле. Высоко над головой парил орел.
Похоже, он был тут единственным живым существом. Сюда никто не поднимался. Густые заросли вереска и утесника тянулись на целую милю, и ни одна тропка не пролегала сквозь них. А заросли были плотными, колючими, не защищенную одеждой человеческую кожу они рвали в клочья…
Матушка присела на камень и долго смотрела на бескрайние заросли. Потом сняла со спины котомку и достала пару толстых носков.
И пошла дальше. Вперед и вверх.