– Вся так и дрожит от злости.
– Господь с вами, сэр, – пробормотал Пендель.
– Ну, тогда, значит, все дело во мне.
– Что вы, сэр! Как такое возможно?
– Денег я ей вроде бы не должен. Ни разу не трахнул. Так что недоумеваю.
Примерочная представляла собой обшитую деревом кабинку размером девять на двенадцать футов и была выгорожена на втором этаже, в «Уголке спортсмена». Высокое зеркало на подвижной раме, три простых настенных зеркала и маленький позолоченный стул составляли всю обстановку. Тяжелая зеленая занавеска свисала до полу. Но на самом деле «Уголок спортсмена» вовсе не являлся уголком. Это было продолговатое помещение с низким деревянным потолком и верхним чердачным этажом, навевавшим воспоминания об одиноком детстве. Нигде Пенделю не работалось лучше и плодотворней, чем здесь. На медных вешалках, установленных вдоль стен, висела целая армия незаконченных костюмов. На старых полках красного дерева поблескивали туфли для гольфа, шляпы и зеленые дождевики. Рядом в художественном беспорядке были свалены сапоги для верховой езды, хлысты, шпоры, пара чудесных английских ружей, патронташи и клюшки для гольфа. А в центре, на самом видном и почетном месте красовался конь, как в гимнастическом зале, но с той разницей, что у него были голова и хвост. На нем джентльмены, явившиеся на примерку, могли проверить, удобно ли сидят бриджи.
Пендель судорожно искал тему для беседы. В примерочной было принято болтать без умолку, как бы подчеркивая тем самым интимность дела и обстановки. Но по некой непонятной пока причине завести подходящий разговор не удавалось. И он ударился в воспоминания о полных лишений и борьбы годах молодости.
– Да, раненько тогда приходилось вставать, доложу я вам! Эти темные, такие холодные утра в Уайтчейпеле, капли росы на булыжниках… Вспомнишь, так прямо мороз по коже. Сейчас, конечно, все совсем по-другому. Молодые люди не очень-то стремятся освоить наше ремесло. Во всяком случае, в Ист-Энде. Настоящее шитье уходит в прошлое. Видно, считают, что уж больно тяжелое и хлопотное это занятие. И правы.
Он снова снял мерки со спины, но на этот раз Оснард стоял, держа руки по швам, и Пендель делал замеры с их внешней стороны. Обычно он таких измерений не делал, но Оснард не был обычным клиентом.
– Ист-Энд и Вест-Энд, – заметил Оснард. – Большая разница.
– Именно, сэр, но у меня нет причин сожалеть о тех днях.
Теперь они стояли лицом к лицу и очень близко. Зоркие карие глаза Оснарда были устремлены на Пенделя, последний же не отрывал взгляд от пропотевшего пояса габардиновых брюк. Вот он обвил мерной лентой его талию и туго стянул.
– Ну, и каков же плачевный результат? – шутливо осведомился Оснард.
– Скажем, тридцать шесть, сэр, плюс еще самую малость.
– Плюс что?
– Плюс ленч, если позволите так выразиться, сэр, – ответил Пендель и наградил себя долгожданным смехом.
– Тоскуете по доброй старой Англии? – спросил Оснард, пока Пендель, тайком от него, записывал в блокноте результат последнего замера – «тридцать восемь».
– Да не то чтобы очень, сэр. Нет, не тоскую. Не сильно, как вы изволили заметить. Нет, – повторил он и сунул блокнот в карман брюк.
– Готов держать пари, так и тянет прогуляться по Роу?…
– Ну, разве что по Роу, – добродушно согласился Пендель. И ему предстало очередное видение – прошлый век, он портной и измеряет длину фалд у фраков и ширину бриджей. – Да, Роу небось теперь совсем не та, верно? Если б Сейвил Роу осталась в своем первозданном виде, и всяких других изменений было бы поменьше, мы б с вами имели совсем другую Англию, куда лучше, чем сейчас. Жили бы в счастливой стране, вы уж простите меня за откровенность.
Если Пендель считал, что с помощью этих маловразумительных рассуждений можно спастись от дальнейших инквизиторских расспросов, то он глубоко заблуждался.
– Так расскажите же мне об этом.
– О чем, сэр?
– Старина Брейтвейт взял вас в подмастерья, верно?
– Да, сэр.
– И каждый день с самого раннего утра молодой Пендель сидел на ступеньках дома. И ждал появления старика. «Доброе утро, мистер Брейтвейт, как самочувствие, сэр? Мое имя Гарри Пендель, и я ваш новый ученик». Просто обожаю такие штучки.
– Рад слышать, сэр, – несколько неуверенно заметил Пендель. У него возникло неприятное ощущение, что ему пересказывают его собственный анекдот, только в другой версии.
– Короче говоря, вы его достали. Взяли измором. А потом стали любимым подмастерьем, ну прямо как в сказке! – продолжал Оснард. Правда, не сказал, в какой именно сказке, а Пендель не стал спрашивать. – И вот однажды – сколько лет тому назад это было? – старик Брейтвейт вдруг обращается к вам и говорит: «Ну, ладно, Пендель. Устал иметь тебя в учениках. Теперь ты у меня коронованный принц». Или что-то подобное. Опишите эту сцену поподробнее. Добавьте перцу.
На обычно гладком и незамутненном лбу Пенделя возникла озабоченная морщинка. Он никак не мог понять, чего добивается от него странный клиент. Зайдя к Оснарду слева, он обвил мерной лентой его зад, чуть сдвинул, чтоб добраться до самого выпуклого места, и записал результат в блокнот. Потом наклонился, измерил окружность бедра, выпрямился и, подобно тонущему пловцу, снова поднырнул головой под правое колено Оснарда.
– Вот так и одеваем людей с тех пор, сэр… – неуверенно пробормотал он, чувствуя, как взгляд Оснарда прожигает основание шеи. – Да, большая часть моего поколения ценила старые добрые времена. И не думаю, что это имеет какое-то отношение к политике.
То была его стандартная шутка, рассчитанная на то, чтобы вызвать смех у самых хмурых клиентов. Но на Оснарда она не произвела должного впечатления.
– Никогда не знаешь, где нарвешься на эту дрянь. Полощется, как флюгер на ветру, – отмахнулся Оснард. – Так когда это бывало? По утрам, да? Или вечером? В какое время дня вы наносили визит во дворец старика?
– Вечером, – пробормотал Пендель спустя, казалось, целую вечность. И, словно в знак окончательного признания своего поражения, добавил: – Обычно в пятницу, как сегодня.
И он поднес кончик мерной ленты к ширинке Оснарда, старательно избегая контакта с тем, что находилось под ней. Затем левой рукой пропустил ленту вниз, по всей длине внутренней части бедра Оснарда, до края подошвы его тяжелого ботинка офицерского образца. Ботинок, как он успел заметить, не раз побывал в ремонте. Вычтя из результата дюйм, записал цифру в блокнот и храбро выпрямился во весь рост. И обнаружил, что в лицо ему смотрят круглые черные глаза. Так и впились, и ощущение было такое, точно на него нацелены ружья противника.
– Зимой или летом?
– Летом, – безжизненным голосом ответил Пендель. Затем глубоко вздохнул и продолжил: – Не многие из нас, знаете ли, могут похвастаться тем, что летом, тем более в пятницу вечером, их ждет работа. Наверное, я исключение. Наверное, есть во мне что-то такое, что в свое время привлекло внимание Брейтвейта.