Зрелый Человек Дела, Мастер Принятия Важнейших Решений, Хладнокровный Оценщик Ситуаций голосовал большими портняжными ножницами.
Безрадостное сообщение посла Молтби о том, что некий мистер Эндрю Оснард – что за птица? в голосе посла явственно слышалось недоумение – прибудет вскоре в качестве подкрепления в посольство Великобритании в Панаме, вселило сомнение и самые мрачные предчувствия в доброе сердце главы консульского отдела Найджела Стормонта.
Любой нормальный посол на месте Молтби отвел бы главу консульства в сторонку. Этого требовали просто правила приличия. «О, Найджел, думаю, вам первому следует знать…» Но через год-другой совместной работы они перешли на ту стадию отношений, где соблюдение правил приличий уже не считалось само собой разумеющимся. К тому же Молтби просто обожал преподносить разного рода сюрпризы. И получив информацию, не делился ею ни с кем вплоть до понедельника, когда по утрам сотрудники посольства вызывались на обязательный брифинг, последний всегда казался Стормонту самым никчемным времяпрепровождением.
Слушателей было четверо – одна красивая женщина и трое мужчин, включая Стормонта. Все они сидели за столом на расставленных полукругом хромированных стульях. И Молтби взирал на них как на представителей более многочисленной и низшей расы. Было ему под пятьдесят, высокий, шесть футов три дюйма, мужчина с неопрятным хохолком черных волос на лбу, дипломом с отличием по какой-то бесполезной науке и постоянной ухмылкой на губах, которую никак нельзя было принять за улыбку. Иногда взгляд его останавливался на красивой женщине, но вскоре он спохватывался, что так глазеть дальше неприлично, и стыдливо отводил глаза, начинал разглядывать стену, а ухмылка оставалась. Пиджак от костюма всегда висел на спинке стула, и перхоть поблескивала в лучах утреннего солнца. Рубашки он выбирал до неприличия яркие и пестрые – к примеру, сегодня на нем красовалась в широкую полоску из девятнадцати разных цветов. Именно столько насчитал Стормонт, ненавидевший Молтби всеми фибрами души.
Раз уж Молтби не соответствовал импозантному облику официального британского представительства за рубежом, то уж тем более не соответствовало ему и помещение посольства. Никаких вам ворот из фигурного железа, никаких портиков, блистающих позолотой, и величественных ступеней у главного входа, одним своим видом призванных унизить представителей других, менее породистых рас и наций. Никаких вам портретов великих людей восемнадцатого века, развешанных в холле. Владения Молтби были ограничены несколькими этажами в небоскребе, принадлежащем крупнейшей адвокатской фирме в Панаме и увенчанном вывеской какого-то швейцарского банка.
Правда, входная дверь в посольство была сделана из пуленепробиваемой стали и облицована шпоном с узором из дубовых листьев. Попасть сюда можно было на бесшумном скоростном лифте. В просторных помещениях были установлены кондиционеры, попахивало пластиком и еще почему-то – похоронами. Окна, так же, как двери, были укреплены с целью защиты от ирландских террористов и тонированы – с целью защиты от солнца. Сюда не проникало ни шепотка из реального мира. Потоки машин, бесшумно проплывавшие за окнами, строительные краны, верфи, старый город и новый город, бригада женщин в оранжевых фартуках, подметающих листву на Авенида Бальбоа – вот какое зрелище представало из этой инспекционной палаты ее величества. Стоило хотя бы одной ногой оказаться в этом воздушном экстерриториальном пространстве Британии, и ты начинал смотреть в себя, а не наружу.
На брифинге вкратце обсуждались следующие проблемы: шансы присоединения Панамы к Североамериканскому соглашению по свободной торговле (с точки зрения Стормонта, почти равны нулю); взаимоотношения Панамы с Кубой (по мнению Стормонта, тут прослеживался чисто торговый интерес, особенно в том, что касалось продажи наркотиков), а также влияние выборов в Гватемале на расстановку политических сил в Панаме (нулевое, как уже успел сообщить в министерство иностранных дел все тот же неутомимый Стормонт). Молтби, как всегда, остановился на навязшей в зубах теме канала, на чрезмерном присутствии здесь японцев и континентальных китайцев, выдающих себя за представителей Гонконга. А также на слухах, получивших распространение в местной прессе, о некоем франко-перуанском консорциуме, который якобы выразил желание купить канал с помощью французских ноу-хау и колумбийских денег, вырученных от продажи наркотиков. Именно во время обсуждения этой последней проблемы Стормонт, отчасти из-за скуки, отчасти с целью защититься от всех этих глупостей, принялся анализировать всю свою беспокойную жизнь вплоть до настоящего момента.
Стормонт Найджел, родился давным-давно, получил не слишком блестящее образование, сначала в колледже «Шрубери и Джезус» в Оксфорде, затем – на историческом факультете того же университета, словом – как все. Разведен, так же, как все, за тем, пожалуй, исключением, что моя маленькая эскапада стала материалом для статей в воскресных газетах. В конце концов, женился на Пэдди, сокращенно от Патриции, несравненной бывшей супруге cher collegue из британского посольства в Мадриде, после чего последний пытался принести меня в жертву на большом рождественском приеме, запустив в голову заздравную серебряную чашу. В настоящее время отбываю трехлетний срок заключения в Синг-Синге, сиречь Панаме, население 2,6 миллиона человек, четверть из них безработные, половина живет ниже уровня бедности. Что потом со мной делать, еще не решено, если начальство вообще способно принимать какие-то решения и делать выводы. Скорее всего нет, судя хотя бы по вчерашнему ответу на мой отчет, посланный полтора месяца тому назад. И кашель у Пэдди все не проходит – когда наконец эти чертовы доктора сообразят, чем его вылечить?
– А почему бы, ради разнообразия, не какой-нибудь несчастный британский консорциум? – жалобным тонким голосом задавал риторический вопрос Молтби. – Лично я просто мечтаю стать центром дружественного британского заговора. Но так ни разу и не довелось. А вы, Фрэн?
Красавица Франческа Дин рассеянно улыбнулась и коротко бросила:
– Увы.
– Увы, да?
– Увы, нет.
Молтби был далеко не единственным мужчиной, которого Франческа свела с ума. За ней увивалась половина Панамы. Тело, ради которого можно убить, так мало того – имелись еще и мозги. Блондинка с изумительной сливочно-кремовой кожей – предел мечтаний любого латиноамериканца. Иногда Стормонт видел ее на приемах и вечеринках в окружении целой толпы сливок местного мужского общества, и каждый из этих жеребцов умолял ее о свидании. Но к одиннадцати она всегда была дома, ложилась в постель с книжкой, а на следующее утро, ровно в девять, уже сидела за своим столом в строгом черном костюме и без грима.
– Не кажется ли вам, Галли, что за всем этим стоит строго секретное желание Британии превратить канал в ферму по разведению форели? Это было бы забавно, ей-богу! – Сейчас Молтби со слоновьей неуклюжестью заигрывал уже с крохотным, безупречно одетым и подтянутым Галливером, лейтенантом ВМС Великобритании в отставке, руководившим в посольстве отделом поставок. – Представляете? Мальков можно разводить в шлюзах Мирафлорес, подросшую рыбу выпускать в Педро Мигель, а взрослых особей – в озеро Гатун. Идея, как мне кажется, просто замечательная.