– Ну и как он это воспринял?
– "Гарри, мальчик мой, – сказал он мне, – буду с тобой откровенен. Больше всего мне в данном случае импонируют деньги, поскольку я на мели. Нет, не казино разорили меня и не люди, живущие по ту сторону моста. А мои доверенные, так сказать, источники, взятки, которые я им раздаю, причем, заметь, все из своего кармана.
И это не только в Панаме, но и в Куала-Лумпуре, в Тайбее, Токио, еще бог знает где. Меня ободрали как липку, и это голая правда".
– А кому именно он дает взятки? Что, черт возьми, покупает? Что-то я не совсем понимаю.
– Этого он не сказал, Энди, а я не спрашивал. Он резко сменил тему, что очень для него характерно. Наговорил кучу всякой ерунды о каких-то политических авантюристах, о политиках, набивающих себе карманы за счет панамского народа.
– Ну а насчет Рафи Доминго? – спросил Оснард с запоздалой раздражительностью, свойственной людям, которые предлагают кому-либо деньги и вдруг обнаруживают, что их предложение принято. – Я думал, что Доминго как-то с ним связан.
– Уже нет, Энди.
– Нет? Это еще почему, черт возьми? И тут на помощь Пенделю подоспела спасительная правда.
– Просто несколько дней тому назад сеньор Доминго перестал быть желанным гостем, если так можно выразиться, за столом Мики. То, что было очевидно всем, стало очевидным и для Мики.
– Хочешь тем самым сказать, он застукал свою старушку с Рафи?
– Именно так, Энди.
Оснард пытался переварить услышанное.
– Эти педерасты меня утомляют, – жалобно выдавил он наконец. – Куда ни плюнь, сплошные заговоры, предательства, за каждым углом подстерегают путчи, молчаливые оппозиции, студенты, марширующие по улицам. Против чего они протестуют, черт бы их всех побрал? Чему и кому противостоят? Зачем? Почему этим придуркам вечно сопутствует какая-то грязь?
– Именно так я ему и сказал, Энди. "Мики, – сказал я ему, – мой друг вовсе не собирается вкладывать деньги в непонятно что. Во всяком случае, до тех пор, пока все эти дела будут известны лишь тебе, а не нашему другу, -
сказал я. – И до тех пор деньги останутся у него в бумажнике". Так и сказал, Энди, прямо и четко. С Мики можно только так. Потому что он упрям и тверд как сталь. «Ты предоставляешь свой замысел, Мики, – сказал я ему, – мы предоставляем филантропию». Именно такими словами, – добавил Пендель, а Оснард между тем, пыхтя и потея, строчил в блокноте.
– И как он это воспринял?
– Он тут же скурвился, Энди.
– Что сие означает?
– Весь прямо почернел и смолк. Пришлось выдавливать из него слова, прямо как на допросе. «Гарри, мальчик, – сказал он мне, – мы с тобой люди чести, ты и я, а потому скажу тебе прямо и без обиняков. – Весь так завелся, просто ужас какой-то! – Так вот, – говорит он дальше, – если спросишь меня когда, ответ мой будет никогда. Никогда и ни за что!» – в голосе Пенделя звучала самая неподдельная страсть. Было просто видно, с каким пылом он убеждал Абраксаса. – «Потому что ни за что и ни при каких обстоятельствах не стану разглашать ни единой детали, поступившей из самых секретных источников, пока не проверю все до мельчайших подробностей и не приведу в соответствие, – Пендель понизил голос, теперь в нем слышалось мрачное обещание. – И лишь после этого могу снабдить твоего друга сведениями о структуре моего движения, плюс декларацией о его целях и намерениях, плюс манифестом, который является для нас самой высокой ставкой в этой игре под названием „жизнь“, плюс всеми сопутствующими фактами и цифрами о тайных махинациях правительства. Кои, на мой взгляд, являются совершенно дьявольскими по своему замыслу. Но все это лишь после получения железных гарантий».
– Каких именно?
– Ну, среди прочего, «крайне бережное и уважительное отношение к моей организации». К примеру, передача всех сведений исключительно через Гарри Пенделя. «В противном случае пострадает безопасность, как моя лично, так и всех тех, без исключения, за кого я несу ответственность». Точка.
Настало молчание. Взгляд темных глазок Оснарда, застывший и пронзительный. И хмурый взгляд Пенделя, изо всех сил пытающегося оградить Мики от последствий столь нерасчетливого дара любви.
Оснард заговорил первым:
– Гарри, старина…
– Что, Энди?
– Ты случайно не морочишь мне голову?
– Просто передаю то, что сказал Мики. Его собственные слова.
– В таком случае поздравляю с уловом. Он хорош.
– Спасибо, Энди. Я это понимаю.
– Это грандиозно! Ради этого мы с тобой родились на свет. Это как раз то, о чем мечтал Лондон: неистовое радикальное движение представителей среднего класса за свободу. Страна беременна демократией, и как только настанет нужный момент, шар взлетит в воздух.
– Не знаю, куда все это нас заведет, Энди.
– У тебя нет времени плескаться в собственном канале. Понял, о чем я?
– Не уверен, Энди.
– Вместе мы устоим. Если разделимся, каждому свернут шею. Ты даешь мне Мики, я тебе – Лондон, все очень просто.
Тут Пенделя, что называется, осенило. Прекрасная идея!
– Он выдвинул еще одно условие, Энди. Совсем забыл упомянуть.
– Что еще?
– Честно говоря, оно показалось мне странным. Возможно, вовсе недостойным твоего внимания. «Мики, – сказал я ему, – так дела не делаются. Смотри, как бы ты сам себя не перехитрил. Боюсь, что теперь ты долго не услышишь о моем друге».
– Дальше!
Пендель смеялся, но про себя. Он уже видел выход, дорогу к свободе шириной в шесть футов. Кровь закипела в жилах, покалывала в плечах, стучала в висках и пела в ушах. Он набрал побольше воздуха и разразился длиннейшей сентенцией:
– Это касается способа оплаты наличными, дождь из которых твой полоумный миллионер собирается пролить на членов молчаливой оппозиции, чтоб довести их до нормальной кондиции и сделать действенным инструментом демократии в этой маленькой стране. Которая стоит на грани самоопределения и всех тех прелестей, что с ним связаны.
– Ну и что с того?
– Деньги следует заплатить вперед, Энди. Наличными или золотом, всю сумму, – извиняющимся тоном добавил Пендель. – Ни о каких кредитах, чеках или банках в данных обстоятельствах не может быть и речи, так диктуют правила конспирации. И все они пойдут исключительно на благо движения, в которое входят и студенты, и рыбаки, и средний класс, и кошерный, со всеми вытекающими отсюда выводами и тонкими моментами, – закончил он и в глубине души воздал хвалу незабвенному и мудрому дяде Бенни.
Но реакция Оснарда оказалась для Пенделя неожиданной. Мясистое его лицо просветлело.
– Это можно устроить, – сказал он, выдержав приличную паузу и обдумав столь занимательное предложение. – Полагаю, что и Лондон тоже будет не против. Переговорю с ними, прикину размер суммы, посмотрим, каким образом они будут решать эту проблему. Должен сказать тебе, Гарри, люди там работают по большей части разумные. Весьма сообразительные. Гибкие там, где это необходимо. И раздавать чеки рыбакам они не будут. Это не имеет смысла. Есть еще проблемы?