Четыре головы склонились над столом. Если и возникали у меня известные сомнения относительно нашей великой британской прессы, временно они были сняты с повестки дня, пока Торн отдавал боевые команды.
— Та-ак — Джаспер Альбен? Что, тот самый? Гнусный лягушатник, который наврал с три короба, когда дело слушалось в апелляционном суде! И Джек не постеснялся снова его припахать! Какова наглость, а?! Значит, так: Желе, бросай все дела, полетишь в Безансон и начинай поджаривать пятки этому Альбену. Если понадобится купить его, купи.
Желе принялся старательно что-то черкать у себя в блокноте.
— Софи! Потрясешь титьками в разных охранных фирмах. Кто такой Макси? Что за полковник Макси? Как его фамилия? Если он наемник, значит, служил в спецназе. Когда служил? Вышел ли в отставку? Кого он трахает? Где учился? В каких грязных войнах участвовал? Да, еще найди этот дом на Беркли-сквер. Выясни, кто его владелец, кто платит за электричество и отопление, кто, у кого и почем его в тот вечер арендовал.
Софи, высунув кончик языка от усердия, послушно все записала в блокнот — точно такой же, как те, что притаились у меня в сумке на полу.
— И еще, вы оба, быстренько отыщите мне этот остров. Узнайте, кто в прошлую пятницу летал на вертолете из Баттерси в Лутон. Проверьте все некоммерческие рейсы из Лутона, а также все острова в Северном море, которые сдаются в аренду для проведения каких-либо мероприятий. Особая примета — беседка на холме. Да, еще займитесь корзиной из “Фортнэм энд Мейсон”: кто ее заказывал, кто оплачивал, кто доставлял. Достаньте квитанцию. “Копченый лосось для захватчиков Конго” — волшебно!
— По-моему, тоже, — пробормотала Софи.
— Песня! — подхватил Желе.
— Но держитесь подальше от крупных хищников, понятно? Если наш Джекки поймет, что мы сели ему на хвост, он мигом добьется судебного запрета на наше расследование. Нет, вот ведь наглый лицемер, а? Проповедует облегчение долгового бремени для обанкротившихся государств третьего мира, а сам готов снять с несчастных конголезцев последние штаны! Возмутительно! Просто блеск!
Пусть энтузиазм Торна и услаждал мой слух, однако я счел необходимым напомнить ему о более важной цели.
— Фергюс, нам ведь нужен не только Джек.
— Не беспокойся, мы и его друзей-приятелей зацепим, тех, кто с ним заодно. А если они станут валить все на него, тем лучше.
— Нет, я имею в виду, что главное — остановить войну. Надо, чтобы они отменили переворот.
Налитые кровью глазки Торна, слишком маленькие для его лица, выпучились на меня с презрительным недоверием.
— Ты хочешь сказать: отменим переворот и забьем на статью? Что-то вроде “Человек не смог укусить собаку”? [53] Так, по-твоему, выходит?
— Нет, но дело в том, что твое расследование — вертолет, корзина из универмага, остров — займет слишком много времени. А у нас в запасе всего девять дней. — Я собрался с духом: — Либо ты даешь материал сразу, либо никогда, Фергюс. Только так. После переворота уже будет поздно. Восточное Конго провалится в тартарары.
— Не годится. — Торн оттолкнул мой опус. — Нам нужны железные доказательства. Чтобы комар носа не подточил с юридической точки зрения. Ты мне тут суешь долбаный конспект. А мне надо поймать Джека Бринкли со спущенными штанами и обеими руками в банке варенья. Малейшая промашка — и он поставит меня на колени перед членами палаты лордов, чтобы я вымаливал прощения за свою дерзость.
Настал момент, которого я и ждал и боялся.
— А что, если доказательства у меня при себе? Неопровержимые? Здесь и сейчас?
Сжав кулаки, он подался ко мне через стол. А я к нему. Желе с Софи тоже придвинулись поближе. Я заговорил размеренно, тщательно подбирая слова:
— А что, если у меня есть запись голоса Бринкли, где он, громко и разборчиво, дает разрешение на выплату взятки в три миллиона долларов одному из конголезских делегатов? Он говорит по спутниковому телефону от имени безымянного Синдиката. Как по-твоему, это достаточно веское доказательство?
— С кем он разговаривал?
— С Филипом. С независимым консультантом. Филипу нужно было срочно переговорить с членом Синдиката, уполномоченным разрешить выплату трех миллионов долларов. Им оказался Джек Бринкли. Можешь прослушать запись целиком: с того места, где делегат требует денег, до момента, когда Бринкли дает добро на взятку.
— Да иди ты!
— Это правда.
— А ну-ка, покажи пленку. Я должен ее прослушать. И проверить, черт ее дери, на подлинность.
— Да пожалуйста. Поехали к тебе в офис, там послушаем. Можешь взять у меня интервью, расскажу всю историю своими словами. Можешь меня сфотографировать, можешь шлепнуть снимок на первую полосу, рядом с рожей Бринкли. Но при одном условии… — Я на секунду зажмурился. Неужели это действительно я говорю? — Если ты дашь мне слово чести, прямо здесь, в присутствии двоих свидетелей, что статья выйдет в ближайшее воскресенье. Да или нет?
В наступившей тишине, которая до сих пор звенит у меня в ушах, я поднял сумку с пола на колени, но на стол на всякий пожарный выкладывать не стал. Блокноты хранились в большом отделении, семь кассет — в маленьком. Прижав сумку к животу, я расстегнул молнию маленького отделения и замер в ожидании ответа Торна.
— Условия приняты, — пробормотал он.
— То есть “да”?
— Да, черт бы тебя побрал. В воскресенье напечатаем.
Я повернулся к Желе и Софи, посмотрел каждому из них прямо в глаза:
— Вы оба слышали. Торн опубликует статью в ближайшее воскресенье, и не позже. Да?
— Да.
— Да.
Я сунул руку в сумку и одну за другой стал перебирать кассеты, ища пленку под пятым номером, с записью пытки Хаджа, и пленку номер шесть, где лорд Бринкли соглашается на три миллиона долларов. Но чем дольше я копался в сумке, тем более утверждался в подозрении, что пленки там не все и отсутствуют именно пятая и шестая. Не очень-то я и удивился. Расстегнул молнию большого отделения и поискал еще среди блокнотов. Для порядка заглянул и в самое крошечное отделение на внешней стороне, по сути, и не отделение даже, а так, кармашек для проездного билета или шоколадки. Но кассет не оказалось и там, да и с чего бы им там лежать? Они были в Богноре.
Увлекшись воссозданием цепочки событий, я не слишком интересовался реакцией моих собеседников, которая, насколько помню, варьировалась от скептицизма (Торн) до заполошной суеты (Желе). Я рассыпался в извинениях: вот я дурак, наверное, дома оставил и так далее. Записал телефон Софи: дескать, как найду, позвоню. Пропустил мимо ушей ядовитые намеки Торна, что я пытался его подставить. Я попрощался со всеми, сказал “до скорой встречи”, но не думаю, что мне поверили, я и сам-то себе не верил. Потом взял такси и, наплевав на конспирацию, поехал прямиком домой, к мистеру Хакиму.