Одна из последних работ перуанского экономиста Эрнандо де Сото демонстрирует огромную значимость права собственности в современном мире. Детальное исследование, проведенное в ряде стран третьего мира, позволило синьору де Сото сделать вывод о том, что их развитие сдерживается невозможностью превращения имущества в капитал. Он обнаружил, например, что в Египте богатство, накопленное бедняками, в 55 раз превышает объем всех прямых иностранных инвестиций.
Однако они держат эти ресурсы в юридически порочных формах: дома, построенные на земле без должного оформления права собственности;
бизнес без образования юридического лица и с неопределенной ответственностью; производство, расположенное там, где финансисты и инвесторы не могут его видеть. Поскольку права на эту собственность не имеют должного документального оформления, ее невозможно быстро превратить в капитал, невозможно выставить на продажу за пределами узкого местного сообщества, где все люди знакомы и доверяют друг другу, невозможно использовать в качестве обеспечения займа или пая против инвестиции.
В странах, где права собственности остаются неопределенными и официально не признанными, со всей ясностью видна роль частной собственности как краеугольного камня капиталистической модели развития.
С собственностью тесно связано и второе основное условие, необходимое для успеха свободного предпринимательства, а именно законность, или господство права. Эта фраза обычно с такой легкостью слетает с языка, что мы частенько забываем, насколько разнообразны и глубоки ее последствия. На мой взгляд, превосходное определение законности дал Роджер Скратон:
Форма правления, при которой власть может проявляться не иначе как в соответствии с процедурами, принципами и ограничениями, установленными законом, а любой гражданин может получить через суд возмещение от любого другого гражданина, независимо от его власти, и от должностных лиц самого государства за любое действие, нарушающее закон.
В наш век демократии, когда основные политические права в целом южно считать гарантированными, законность приобретает чрезвычайную практическую значимость для экономической сферы. Я уже отмечала, какой ущерб отсутствие законности нанесло посткоммунистической России и другим странам бывшего Советского Союза.
Причина в том, что произвол и непредсказуемость несовместимы созданием богатства. Рабочим нужна гарантия получения вознаграждения за труд. Инвесторам необходима уверенность в том, что они могут получить прибыль от вложенного капитала. Бизнесмены должны знать, что их прибыль не будет изъята сегодня и в будущем в результате принятия нормативных актов, имеющих обратную силу. Все участники экономической жизни страны нуждаются в защите от вымогательства и коррупции. При невыполнении этих условий сложные расчеты и цепочка взаимоотношений, лежащие в основе экономического роста, разрушаются, а процветание прекращается. Экономическая деятельность в этом случае, скорее всего, переместится в «черный», или неофициальный сектор. Например, в странах ОЭСР (т. е. в странах со свободным рынком) на черный сектор экономики в среднем приходится не более 14 % ВВП, тогда как в африканских странах он составляет 54 %.
Наряду с писаными нормами, составляющими законодательство, существуют еще и неписаные правила (то, что еще называют «культура») — третий основной элемент, от которого зависит существование капитализма. Это сфера неосязаемого, но, как показывает приведенное выше высказывание Хайека, совершенно реального. Понятно, что одни культуры, или, по крайней мере, их основные ценности, более благоприятны для существования капитализма, основанного на свободном предпринимательстве, и, следовательно, для экономического прогресса, чем другие.
Не так уж и трудно назвать, не придерживаясь какого-либо особого порядка, те установки, которые делают общество более ориентированным на предпринимательство. В их число входят любознательность, творческое воображение, изобретательность, прилежность и готовность принять на себя риск. Эти установки нередко несут в себе отражение различных религиозных и философских традиций. Можно ожидать, что общество, допускающее крайне ограниченную свободу воли и отводящее большую роль судьбе, будет сильно отличаться от общества, которое наибольшее значение придает творческому началу человека и уникальности индивидуума. Иудейско-христианская традиция, которая в различных формах преобладает на Западе, принадлежит ко второй категории. Традиции же великих азиатских религий следует отнести к первой, как и (насколько нам известно) религиозные традиции Африки. Евреи и христиане с уважением относятся к работе. Их религии твердо стоят на том, что Человек должен быть хозяином своего окружения, — он вовсе не побочный его продукт, как полагаю пантеисты. Евреи и христиане, помимо этого, об-гадают чувством линейного течения времени, а не придерживаются детерминистской веры в циклы и повторяющиеся фазы. Все это помогло сформировать взгляды западного общества на самое себя, своих членов и окружающий мир. Несмотря на множество форм и ого-юрок, именно эти взгляды обусловливают сегодня экономический прогресс и наш уровень жизни.
Конечно, подобная картина не может в полной мере объяснить причины успеха незападных стран, в частности стран Дальнего Востока. Как [уже отмечала выше, «азиатские ценности» если и играют какую-то роль в успехе этих стран, то весьма ограниченную. Справедливым будет добавить, что он вряд ли был бы возможен без притока западных технологий и методов. Что же касается Африки, лежащей к югу от Сахары, то здесь влияние Запада до сих пор не проявилось каким-то существенным образом, но это, как я объясню позже, не имеет никакого отношения к порокам колониализма или постколониализма.
Таким образом, культурное наследие в целом в значительной мере определяет ход развития современных экономических систем. Это обусловлено, прежде всего, его отношением к изобретательности. Воздавая должное достижениям каждого индивида и допуская возможность прогресса, западное общество создало основу для свободного экспериментирования.
Надо признать, всегда находились такие, кто считал, что возможности для изобретения сужаются или даже исчезают. В 1899 году руководитель патентного ведомства США сказал буквально следующее: «Все, гго можно было изобрести, уже изобретено». Тем не менее еще никому в западном обществе не удавалось остановить поток изобретений. Эн постоянно подстегивается, его темп не снижается.
Это ведет к другой, не менее важной, роли культуры: она позволяет обществу разглядеть потенциал изобретения и эффективно использовать его. Китайцы изобрели тачку, стремя, жесткий хомут, компас, бумагу, книгопечатание, порох и фарфор. Они на столетия опережали)стальной мир в технологии производства ткани и чугуна. Однако ни одно из этих изобретений не было использовано должным образом. Более того (возможно, это уникальное явление), по замечанию одного из выдающихся специалистов в этой области, «в истории китайской промышленности были случаи забвения технологий и движения вспять».
Впрочем, было бы неверно полагать, что только от культуры зависит успех утверждения капитализма. Сторонники культурного детерминизма, как, впрочем, и детерминисты всех сортов, одновременно излишне оптимистичны и пессимистичны. Культура сама по себе восприимчива к воздействиям. Ее ценности могут в какие-то моменты больше, а в какие-то меньше способствовать развитию инициативности и предприимчивости. Предпочтения совершенно очевидным образом меняются, когда рынки усваивают нововведения, смакуют новые возможности, иногда в буквальном смысле, пример — распространение в Азии американских сетей ресторанов быстрого питания, в котором некоторые видят самое яркое на сегодня проявление глобализма.