Сама я никогда так не считала; тем не менее во времена моего пребывания на посту премьер-министра у Великобритании была скромная программа помощи, и мы старались сделать ее максимально целевой. В определенных размерах помощь, несомненно, дает результаты. Было бы странным, если бы она их не приносила. Во многих случаях помощь сопровождается политическими и экономическими условиями и, таким образом, может рассматриваться как форма стратегического воздействия, хотя ее практические выгоды для донора, пожалуй, преувеличиваются. (Одна из оценок полезности американских программ помощи выглядит следующим образом: «Американская помощь иностранным государствам не дает Соединенным Штатам ни экономической, ни коммерческой выгоды».) Общий вывод таков: последствия перераспределения, осуществляемого как на международном, так и на национальном уровне, являются пагубными и другими быть не могут.
Спрашивается: а возможен ли другой подход? Да. Обратитесь к Маймониду. Ограниченная помощь, строго ориентированная на создание правильной основы для свободного предпринимательства и капитализма, вполне может дать результат. Странам третьего мира необходимо добиться торжества ясного и честного закона, сформировать ограниченное, но эффективное правительство, обеспечить право собственности и создать благоприятный инвестиционный климат. Долговое бремя, большую часть которого составляют непогашенные займы, полученные в результате неразумной кредитной политики Запада, может быть при соответствующих условиях уменьшено. При этом нет никакого резона предоставлять помощь глубоко коррумпированным или явно деспотическим правительствам. Когда же нет уверенности, нужно положиться на рынок, который покажет, обоснованны ли проекты и можно ли доверять режиму.
Главное, что развитые страны могут сделать для развивающегося мира, — это поддержать капитализм в целом, открыть свои рынки и, самое важное, прекратить субсидирование своего экспорта. В этих областях предстоит сделать еще очень многое. Европейский союз мог бы перестать банкротить и разорять фермеров третьего мира с помощью своей Единой сельскохозяйственной политики: третья часть от того, во что она обходится мировой экономике, ложится на страны, не входящие в Союз. Америка могла бы отказаться от возведения барьеров перед текстилем из стран третьего мира: такой протекционизм обходится другим странам, главным образом развивающимся, в миллиарды долларов ежегодно.
Размышляя над опытом решения проблем развивающегося мира после Второй мировой войны, можно сделать следующие выводы:
Коллективное чувство вины, к тому же совершенно необоснованное, является плохим фундаментом для выработки решения реальных проблем.
Программы глобального перераспределения ресурсов не имеют смысла и имеют столь же вредные последствия, что и программы перераспределения, проводимые на национальном уровне.
Третий мир имеет много общего с «первым миром», он просто значительно беднее: что работает в западных странах, должно работать и в других местах.
На совести Запада, однако, лежат два пятна: он воспитал целое поколение лидеров третьего мира на идеях социализма, а потом предоставил им возможность проводить их на практике, разоряя свои народы.
Торговля, а не помощь позволяет надеяться на устойчивое улучшение положения беднейших стран.
Странный факт, объяснение которому, наверное, следует искать в психологии, а не в политике, заключается в том, что чем лучше ситуация и больше оснований для оптимизма, тем больше голосов, пророчащих неотвратимую погибель. Сейчас, например, когда Америка потрясена разгулом терроризма, наша экономика находится в застое, международные прогнозы выглядят неопределенными, можно очень легко и вовсе не без основания впасть в уныние. Но если взглянуть шире, для глобального уныния не остается места. У нас есть столько всего, чему можно радоваться. Мы стали жить дольше. Мы стали здоровее. Мы стали богаче. Мы работаем меньше и имеем намного больше возможностей для развлечения и отдыха. Конечно, не обходится без побочных эффектов и отступлений, однако это, как правило, временные явления. В какие времена перед детьми открывались более широкие перспективы, а все кругом было более продуманно, чем в сегодняшнем мире?
Но было ли время, когда пессимизм пользовался большим спросом? Возможно, это отголоски почти забытого религиозного прошлого нашего общества: сомневаюсь, чтобы пророки Ветхого завета звучали особо жизнерадостно. И все же что отличает пророков, прорицателей и оракулов древности — по крайней мере тех, о которых мы помним, — так это их правота. Даже о Кассандре давно бы забыли, если бы Троя не пала.
Вряд ли нужно кого убеждать в том, что Запад не пал. Напротив, он все время неумолимо возвышался, несмотря на то что наши недруги не уставали яростно оспаривать это. Именно отсюда нужно начинать рассмотрение личности предсказателей катастрофы и их прогнозов. Следует крайне настороженно относиться к отклонению от пути, который принес нам богатство и свободу, лишь потому, что это рекомендует та или иная группа экспертов или негосударственных организаций.
Предшественником тех, кто все еще твердит о неизбежности катастрофы, если человечество не прибегнет к принудительному регулированию рождаемости, является Томас Мальтус (1766–1834). Напомню, в своей знаменитой работе Мальтус предсказывал массовый голод, войны и эпидемии в случае продолжения бесконтрольного роста населения. Предсказание строилось на утверждении, что в то время как население увеличивается в геометрической прогрессии (1, 2,4, 8,16 и т. д.), производство продовольствия возрастает в прогрессии арифметической (1, 2, 3, 4, 5 и т. д.). Такой вывод Мальтус сделал, наблюдая за тем, что происходит в природе, где (иногда) вид размножается до тех пор, пока не исчерпает пищевых ресурсов, а затем существует на грани выживания. Мальтус пользовался и продолжает пользоваться большим авторитетом. Тем не менее он заблуждался. На самом деле, когда он писал свою работу (в 1798 году), мир стоял на пороге невероятного роста и благосостояния, и народонаселения. В следующем столетии Англия пережила шестикратный рост населения и шестикратное увеличение душевого дохода. Если продолжить, то обнаруживается, что с 1820 по 1920 год численность людей на земле увеличилась в пять раз, а мировое производство выросло в 40 раз.
Очевидное заблуждение Мальтуса и его многочисленных последователей в общем вовсе не означает, что они не правы в частном. Большой массив фактических данных свидетельствует, что число детей в семьях уменьшается по мере того, как общество накапливает богатство и урбанизируется. Причины этого не являются тайной. В примитивной аграрной экономике большая семья экономически оправданна: обработка земли требует рук. Но в стесненной городской среде, где жилое пространство дорого, а квалификация вознаграждается намного выше, чем грубый физический труд, экономика деторождения совершенно иная.
О тенденциях изменения численности населения в мире никто сегодня не спорит. В развитых странах население либо сокращается, либо не меняется. В менее развитых странах прогнозируемый темп прироста населения также быстро снижается.