Как у России, так и у Китая, который тоже пытается помочь Северной Корее улучшить ее имидж, есть веские основания претендовать на роль посредника между Пхеньяном и Западом. Русские и китайцы отчаянно пытаются не допустить того, чтобы Америка создала эффективную глобальную систему ПРО, поскольку опасаются ослабления действенности своих ядерных сил сдерживания. Им также известно, что Вашингтон видит в Северной Корее главный источник ракетной угрозы. Если им удастся удержать Северную Корею от создания проблем, они получат возможность представить (не без поддержки своих обычных помощников в западных средствах массовой информации) систему ПРО как нечто безответственное, провокационное, ненужное, неосуществимое и т. д. и т. п.
Значительно труднее понять причину той готовности, с которой Госдепартамент США и администрация Клинтона попадаются на северокорейские пропагандистские уловки. Когда в октябре 2000 года г-жа Олбрайт была в Северной Корее, Ким Чен Ир, повидимому, «сострил» (именно это выражение использовала г-жа госсекретарь), что изображение летящей ракеты Taepodong большого радиуса действия на многочисленных плакатах — это первый и последний запуск спутника. Американцы всерьез восприняли это «обещание», хотя Ким Чен Ир, по сообщениям, позднее сказал на встрече с представителями Южной Кореи, что оно не более чем «шутка». Острота ли это или шутка, обещание в любом случае не имело смысла. Северная Корея уже обладала ракетами, которые позволяли ей угрожать нам. Она будет продолжать их испытывать и, несомненно, продавать. Единственное, чего нам следует ожидать, так это попыток вытянуть из Запада уступки и деньги.
Вот мы и подошли к третьему, самому свежему аспекту стратегии взаимоотношений Северной Кореи с Западом — налаживанию связей с Югом. По всей видимости, изменить отношение к южному соседу Ким Чен Ира заставило давление Китая, а также экономические трудности. Его коллега, президент Южной Кореи Ким Дэ Чжун, с момента избрания в 1997 году добивался урегулирования отношений с Северной Кореей с помощью того, что он называл «политикой открытых дверей». Однако прогресса не было вплоть до знаменательной встречи двух лидеров, которая состоялась в июне 2000 года в северной столице.
У южнокорейцев, вполне понятно, вспыхнули родственные чувства. Семьи жаждали воссоединения после 50 лет принудительной разлуки. Корейцы уже давно поддерживали идею воссоединения, и теперь, когда экономика Северной Кореи вместе с ее агрессивными устремлениями потерпела очевидный крах, казалось, что оно произойдет на условиях Юга. Корейская «стена» закачалась, когда число людей, приезжающих на встречи (хотя все еще ограниченные) с обеих сторон, возросло. Если воссоединение произойдет на условиях предоставления свободы, оно полностью окупит жертвы тех, кто сражался и погиб во время корейской войны, пытаясь не допустить распространения коммунистической тирании на весь Корейский полуостров. Оно окупит также и огромные усилия Соединенных Штатов, которые все еще держат 30 тысяч своих военнослужащих на границе между Севером и Югом.
Проблема заключается в том, что с открытием дверей для контактов между жителями двух корейских государств не устраняется угроза, которую представляет собой Северная Корея для безопасности Запада, да и Южной Кореи тоже. Никто не знает, когда рухнет коммунистический режим Пхеньяна. Никто не может сказать, произойдет ли это мирным путем или приведет к новому всплеску насилия, которое, увы, так обычно для современной корейской истории.
Хочется верить, что мы увидим повторение событий 1989 года, когда Восточная и Западная Германии объединились, а простые люди ногами проголосовали против коммунизма, в пользу устранения барьеров, которые он возвел. Население Северной Кореи, я уверена, несмотря на годы непрекращающейся пропаганды, хотело бы поступить точно так же, как поступили немцы Восточной Германии. Однако вряд ли у них будет такая возможность. Граница вдоль 3811 параллели заминирована и усиленно охраняется войсками коммунистического режима. Вряд ли кому о удавалось свободно ее пересечь. Это совсем не то, что «прозрачная» Берлинская стена, — это непроницаемый стальной барьер. Боюсь, что и Ким Чен Ир со своими соратниками вряд ли пойдет по пути мирных реформ. Они при каждом удобном случае демонстрируют свое презрение к Советскому Союзу, который под руководством Михаила Горбачева потерял способность сопротивляться.
От режима, подобного северокорейскому, можно ожидать чего угодно. Мы должны ясно сознавать, что уступки со стороны Пхеньяна — это попытки выиграть время и получить помощь в то время, как он вбивает клин в отношения между Америкой и Южной Кореей и попутно строит планы по уничтожению последней. Я не думаю, что Северная Корея добьется своего. Но я уверена в том, что дать ей почувствовать наши сомнения когда бы то ни было стало бы верхом безумия. Радует то, что нынешняя администрация США разделяет подобный взгляд. Мы должны оказать на Северную Корею такой нажим, который заставил бы ее не приостановить, а полностью прекратить разработку и продажу ракет. Мы должны потребовать предоставления возможности полной инспекции всех соответствующих объектов, с тем чтобы получить гарантии отсутствия оружия массового уничтожения.
До выполнения вышеназванных условий любая помощь должна быть прекращена, за исключением предельно ограниченных поставок продовольствия в чрезвычайных ситуациях.
Со стороны Соединенных Штатов было бы благоразумно убедить своего союзника — Южную Корею в том, что при любых контактах с Севером вопросы безопасности играют не менее важную роль, чем вопросы гуманитарные.
Не следует обходить молчанием проблему ужасающей жестокости Северной Кореи по отношению к собственному народу.
Мы должны понимать, что крах северокорейского режима, хотя и неизбежен, может произойти еще не скоро и повлечь за собой насилие.
Коммунизм был псевдорелигией. Ислам, вне всякого сомнения, — реальная религия. Марксистско-ленинская идеология создавалась как некий суррогат веры. Она давала своим адептам внутреннюю установку на достижение ряда материальных целей. Но, как мы не раз уже видели после окончания «холодной войны» в мусульманском мире атеистические идеологии, не подкрепленные принуждением, отступают перед религиозными верованиями. В странах Ближнего Востока и Северной Африки существующим режимам в наши дни противостоит не коммунистическая, а исламистская оппозиция. Каким должно быть отношение Запада к этому?
Было бы, конечно, вежливым и даже благоразумным оставить все как есть. В соответствии с западными либеральными идеями, которые большинство из нас усвоили не задумываясь, убеждения людей, практически по определению, не касаются государства. Америка — лидер Запада в этой сфере, как, впрочем, и в других, зашла здесь очень далеко, запретив любое взаимодействие Церкви и государства [181] . Мусульмане решают этот вопрос иначе. Ислам, в отличие от христианства, не проводит четкой границы между «кесаревым» и «божьим». Он, напротив, подчеркивает единство жизни. Недаром «ислам» означает «покорность».