Какими возможностями он располагает в настоящее время? Здесь картина не столь ясна. По всей видимости, в последние годы Каддафи временно прекратил поддержку терроризма и осуществление программ разработки оружия массового уничтожения [190] . Это, вне всякого сомнения, часть его плана возвращения в международное сообщество, с которым вполне согласуется и выдача двух подозреваемых в осуществлении взрыва самолета над Шотландией. Каддафи уже получил подарок от Великобритании и Европейского союза, которые восстановили дипломатические отношения с Ливией, однако США этого не сделали. В условиях, сложившихся после окончания «холодной войны», когда даже огромные запасы нефти не позволяют более справиться с экономическими последствиями тридцатилетнего социалистического расточительства и некомпетентности, у Каддафи появился сильный стимул сократить масштабы деятельности. Ему нужны наши деньги и наши рынки.
Вместе с тем программы производства химического оружия не так уж и сложно возобновить или скрыть. Помимо прочего Ливия н! ослабляет усилия по созданию арсенала баллистических ракет. Недавняя конфискация в Лондоне и Швейцарии предназначенных для Ливии северокорейских компонентов двигателя ракеты Scud подтверждает это. Я не исключаю, что Ливия может попытаться купить или самостоятельно изготовить баллистические ракеты большого радиуса действия способные нести ядерные или химические боеголовки, с тем чтобы угрожать ими Западу или его союзникам. Богатая нефтью страна, контролируемая эмоционально неустойчивым диктатором, одержимые ненавистью к Америке, не может не восприниматься как источник опасности. Полагаю, было бы верхом наивности принимать на веру соболезнования Каддафи по поводу атаки на Америку 11 сентября. Стара поговорка, утверждающая, что «враг моего врага — мой друг» справедлива во многих случаях, но только не тогда, когда он в глубине души остается моим врагом. Каддафи — это враг.
Ливию, возглавляемую полковником Каддафи, нельзя считать «безопасной» ни при каких условиях.
Хотя определенные стимулы и поощрения за правильное поведение вполне могут быть полезными элементами стратегии, направленной на ограничение исходящего от Каддафи зла, единственное средство сдержать его устремления — это угроза применения силы.
Ирак, Сирия и Ливия — примеры мусульманских стран, в которых установлена светская социалистическая диктатура. Когда Саддам или Каддафи демонстрируют свою принадлежность к исламскому миру они делают это по политическим, а вовсе не религиозным соображениям. Иран — нечто иное. Конечно, там тоже идет жестокая борьба за власть, широко распространена коррупция, а муллы хорошо знают, как получить максимальную выгоду от огромных нефтяных запасов. Отличие Ирана в том, что он с 1979 года охвачен религиозной революцией и пытается экспортировать ее в другие страны Ближнего Востока.
Хотя в Иране есть президент, а переизбрание Мохаммада Хатами на этот пост в июне 2001 года широко (и, возможно, обоснованно) оценивалось как дальнейший отход от экстремизма, иранское государство является по существу теократическим, а не демократическим. Высшая власть в государстве принадлежит «верховному лидеру» аятолле Али Хамени. Руководство страны находится в руках духовенства, которое демонстрирует предельно далекие от либеральных, антизападные политические взгляды и не намерено выслушивать иные мнения. Корпус «Стражи исламской революции» олицетворяет экстремистские начала в жизни страны, а ведь именно он контролирует программы создания химического, биологического и ядерного оружия, а также ракетные силы Ирана.
В любом случае Иран, как и другие «изгои» имеет свои особенности и цели. Первая из них вытекает из религиозной доктрины, лежащей в основе идеологии страны. Это — революционный шиитский ислам. Шииты — традиционные парии мусульманского мира — обычно ассоциируются с протестами, а не с властью. Единственной страной, где шиизм стал вероисповеданием правителей так же, как и их подданных, является Персия/Иран. Соперничество между шиитами (сконцентрированными в Персии) и суннитами (представляющими Оттоманскую империю) не прекращается с начала ХVI столетия. Если исламской революции предстояло зародиться в Иране, что и случилось при шахе, то она по определению должна была стать шиитской. Поскольку шиитское духовенство пользовалось не имеющей аналогов в суннитском исламе исключительной властью и уважением, революция неизбежно вела к созданию духовно-политической элиты, обладающей всей полнотой власти. Огромный авторитет и харизма аятоллы Хомейни позволили превратить весь Иран в исламское революционное государство.
Хомейни и его окружение хотели распространить революцию на весь мусульманский мир. Ислам их марки, однако, находил (и находит) очень ограниченный отклик. Хотя мусульмане многих стран с одобрением восприняли сделанное аятоллой разоблачение «великого дьявола» (Америки), они не собирались (и не собираются) жить по иранскому образцу. В конце концов, подавляющее большинство мусульман — сунниты, которые боятся или презирают шиизм.
Вместе с тем приверженность идеям исламской революции отмечается и среди суннитов. Наиболее заметную роль здесь играют «Мусульманское братство)) и его последователи, на которых лежит ответственность за многочисленные акты террора и насилия, включая убийство президента Садата в Египте; суданский режим, который дает убежище террористам и проводит кровавую кампанию против христиан и анимистов на юге страны; и, конечно, движение «Талибан». Эти силы тем не менее не проявляют склонности к координации действий с шиитским Ираном, более того, Иран и Талибан находятся на ножах. Один из специалистов в этой сфере так охарактеризовал ситуацию в целом:
Хотя в мусульманском сообществе идет активное возрождение ислама, иранская революция в значительной мере привязана к шиитским взглядам на историю и общество. Именно по этой причине революция иранского образца невозможна в Египте и Пакистане, где большинство населения составляют сунниты [191] .
Даже среди шиитов призыв Ирана к оружию находит совсем не ту поддержку, которую можно было бы ожидать. Иран пытался без особого успеха мобилизовать шиитов в Ираке на борьбу с Саддамом Хусейном во время ирано-иракской войны. Он постоянно пытается спровоцировать проблемы в государствах Персидского залива и в Саудовской Аравии, где проживает довольно много шиитов. В Бахрейне, где большинство населения шиитское, по ночам можно услышать (как слышала я) взрывы. Там шиитская молодежь выражает свое недовольство, взрывая баллоны с газом и не давая заснуть руководителям страны. Случаются и более масштабные беспорядки. Однако до сих пор радикализм этим и ограничивался. Дестабилизирующее влияние иранцев серьезно проявляется только там, где оно связано с поставками оружия и финансовой поддержкой, например в случае террористических организаций «Хезболла» «Хамас» и «Палестинский исламский джихад» на Ближнем Востоке.