– Не надо вешать нам лапшу на уши. Им станет мистер Скрипп {55}, не так ли?
– Мистер Скрипп рассматривается как вероятная кандидатура многими влиятельными людьми города, – ответил юрист.
– Хорошо.
Затхлый воздух заполнили непроизнесенные реплики.
Абсолютно никому не было нужды говорить: «Большинство влиятельных людей города обязаны своим положением лорду Ветинари».
И никто не ответил: «Разумеется. Но среди людей, стремящихся к власти, такое чувство как благодарность обладает очень недолгим сроком годности. Люди, стремящиеся к власти, имеют тенденцию принимать в расчет только текущее положение дел. Они никогда не попытались бы сами сместить Ветинари, но если он уже покинул свой пост, они подойдут к вопросу практично».
Никто не спросил: «Кто-нибудь выступит на стороне Ветинари?»
Молчание ответило: «О, все. Они скажут что-нибудь вроде: „Бедняга… Переутомился от кабинетной работы, знаете ли“. Они скажут: „Вот такие тихони обычно и съезжают с катушек“. Они скажут: „Именно… Мы должны поместить его в какое-нибудь тихое место, где он не сможет причинить вреда себе и окружающим. Как считаете?“ Они скажут: „Наверное, надо будет не забыть поставить ему небольшой памятник где-нибудь?“ Они скажут: „Самое меньшее, что мы можем для него сделать, это попросить Стражу прекратить расследование. Мы многим ему обязаны, давайте окажем ему эту маленькую услугу“. Они скажут: „Мы должны подумать о будущем“. И вот так, потихоньку, все изменится. Никакой суеты, минимум беспорядка».
Никто не сказал: «Убийство репутации. Что за прекрасная идея. Обычное убийство срабатывает только раз, а это будет действовать изо дня в день».
Кресло сказало:
– Я вот все думаю, может, лорд Злобни или даже мистер Призракс…
Другое кресло возразило:
– О, да прекратите! Зачем они нужны? Первый вариант гораздо лучше.
– Верно, верно. Мистер Скрипп – человек высоких достоинств.
– Прекрасный семьянин, как я слышал.
– Прислушивается к простым людям.
– Но не только к простым?
– О, нет. Он всегда готов выслушать добрый совет. От информированных… кругов.
– Ему понадобится немало таких советов.
Никто не сказал: «Он полезный идиот».
– Тем не менее, Стражу необходимо будет взять под контроль.
– Ваймс будет делать, что ему прикажут. Он обязан. Скрипп будет не менее легитимен, чем был Ветинари. Ваймс такой человек, которому обязательно нужен босс, потому что это придает легитимность и ему тоже.
Косой кашлянул.
– Это все, джентльмены? – спросил он.
– А что там с «Анк-Морпорк Таймс»? – поинтересовалось кресло. – С этой стороны могут возникнуть проблемы?
– Люди считают газету забавной, – ответил мистер Косой. – Но никто не воспринимает ее всерьез. «Инквайрера» уже продается в два раза больше, а ведь он работает только один день. Кроме того, «Таймс» не хватает финансирования. И у них, гм, проблемы со снабжением.
– Хорошую они в «Инквайрере» тиснули историю, насчет женщины и змеи.
– Правда? – откликнулся мистер Косой.
У кресла, которое первым упомянуло «Таймс», явно было что-то на уме.
– Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы пара подходящих парней расколотила их печатный станок, – сказало оно.
– Это привлечет к ним внимание, – возразило другое кресло. – А «Таймс» как раз этого и хочет. Любой… писатель жаждет признания.
– Ох, ну ладно, если вы так настаиваете.
– Я и не думал настаивать. Но «Таймс» скоро прекратит существование, – сказало кресло, и это было такое кресло, к мнению которого все остальные кресла внимательно прислушивались. – Тот молодой человек просто идеалист. Он скоро обнаружит, что «общественные интересы» – это не то, чем интересуется общество.
– Не понял?
– Я хочу сказать, джентльмены, что люди, возможно, одобряют то, что делает «Таймс», но покупают при этом «Инквайрер». Потому что новости в нем интереснее. Я раньше говорил вам, мистер Косой, что пока правда башмаки надевает, ложь уже по свету гуляет?
– Множество раз, сэр, – ответил Косой чуть менее дипломатично, чем всегда. Он сам понял это и добавил: – Очень ценная мысль, несомненно.
– Хорошо, – фыркнуло самое важное кресло. – Присматривайте за нашими… наемными служащими, мистер Косой.
Была полночь, и в ризнице Храма Ома на улице Малых Богов горел единственный огонек. Это была свеча, закрепленная в богато украшенном и очень тяжелом подсвечнике. Она, некоторым образом, возносила молитву небесам. Эта молитва, согласно Евангелию Негодяев, звучала примерно так: «О Господи, не позволь кому-нибудь застать нас за кражей».
Мистер Гвоздь рылся в шкафу.
– Нет ничего подходящего размера, – посетовал он, – такое впечатление, что… О, нет… фу-у, ладан нужен, чтобы его жечь!
Тюльпан чихнул, заляпав стену напротив сандаловым маслом.
– Ты мог бы и пораньше сказать мне об этом, б…! – пробормотал он. – Я бы захватил с собой папиросную бумагу.
– Ты опять искал средство для чистки духовок? – обвиняющим тоном спросил мистер Гвоздь. – Я хочу, чтобы ты сконцентрировался, понял? Так, единственное, подходящее тебе по размеру, что мне удалось здесь найти, это…
Дверь со скрипом открылась, и в комнату вошел маленький престарелый жрец. Мистер Гвоздь инстинктивно схватил тяжелый подсвечник.
– Привет? Вы с ночной службы? – спросил старик, моргая от света.
На этот раз Тюльпан удержал руку мистера Гвоздя, который начал уже было поднимать подсвечник для удара.
– Ты с ума сошел? Да что ты за человек такой? – прорычал Тюльпан.
– Что? Мы не можем позволить ему…
Мистер Тюльпан вырвал серебряный подсвечник из руки своего компаньона.
– Посмотри только на эту …ную штуку! – сказал он, полностью игнорируя потрясенного жреца. – Это же настоящий Селлини {56}! Ему пятьсот лет! Взгляни на прекрасную резьбу вот на этих щипчиках для снятия нагара! Ффу-у-у, для тебя это всего лишь пять …ных фунтов серебра, да?
– На самом деле, хм-м, это Футокс, – сказал старый жрец, который явно еще не успел вполне осмыслить ситуацию.
– Что, ученик?! – воскликнул мистер Тюльпан. От удивления его глаза даже перестали вращаться в орбитах. Он перевернул подсвечник и взглянул на его основание. – Эй, точно! Вот клеймо Селлини, но и маленькая «ф» тут тоже есть. Впервые вижу его работу такого раннего периода, б…! Он тоже был отличным …ным мастером по серебру, жаль, что у него такое дурацкое …ное имя! Знаете, сколько стоит такая вещь, преподобный?