На краю иконографа сидели четыре импа, он курили, передавая друг другу крошечную сигарету, и с любопытством наблюдали, как работает пресс. Трое из них были в очках из цветного стекла – красного, синего и желтого.
– А зеленого нет… – сказала она, – значит… если перед иконографом окажется что-то зеленое, тогда – я правильно понимаю? – вот он, Гэтри, увидит… синюю составляющую зеленого, и нарисует ее на своей картинке синим цветом, – один из импов приветственно помахал ей рукой. – Антон же увидит желтую составляющую, и нарисует ее, а потом вы пропускаете все это через пресс…
– …очень, очень медленно, – пробормотал Доброгор, – быстрее было бы обежать адреса наших читателей и рассказать им новости.
Сахарисса посмотрела на тестовые распечатки, там был изображен недавно приключившийся пожар. На картинке пожар был виден совершенно отчетливо, с красными, желтыми и оранжевыми языками пламени, а еще было видно синее небо и прекрасно передан красно-коричневый цвет кожи големов, но вот что касалось телесного цвета… ну, вообще-то дать определение «телесному цвету» в Анк-Морпорке было непросто, взятый наугад горожанин мог оказаться практически любого цвета, за исключением разве что светло-синего, однако цвет лиц изображенных на картинке зевак заставлял предположить, что в городе разразилась эпидемия какого-то особенно заразного заболевания. «Возможно, Разноцветной Смерти», – подумала Сахарисса.
– Это перфые опыты, – сказал Отто. – Потом станет лутше.
– Лучше, возможно, но быстрее мы печатать уже не сможем, – сказал Доброгор. – Мы делаем порядка двухсот оттисков в час. Можно сделать двести пятьдесят, но тогда еще до вечера кто-нибудь наверняка останется без пальцев. Извините, мы делаем все что можем. Если бы у нас был день, чтобы перестроить пресс…
– Напечатайте несколько сотен цветных, а остальные можно сделать черно-белыми, – решила Сахарисса и вздохнула. – По крайней мере, мы сможем привлечь внимание людей.
– Стоит им уфидеть цфетную гасету, и ф «Инкфайрере» докадаются, как мы это сделали,– предупредил Отто.
– Ну тогда мы по крайней мере пойдем ко дну с высоко поднятым разноцветным флагом, – сказала Сахарисса.
Когда с потолка посыпалась пыль, она неодобрительно покачала головой.
– Послушайте только, – сказал Боддони. – Чувствуете, как пол дрожит? Это снова заработали их большие прессы.
– Они подкапываются под нас со всех сторон, – сказала Сахарисса. – А ведь мы все так старались. Это нечестно.
– Удивительно, как дрожит пол, – заметил Доброгор, – такое впечатление, что здания стоят не на сплошном грунте.
– Подкапываются под нас, а? – предположил Боддони.
Один или два гнома услышав это, подняли на него взгляды. Боддони сказал что-то на гномьем. Доброгор что-то резко ответил. Еще пара гномов присоединились к дискуссии.
– Извините, – едко напомнила о себе Сахарисса.
– Парни… прикидывают, не стоит ли отправиться взглянуть на конкурентов, – пояснил Доброгор.
– Я пыталась, вчера, – сказала Сахарисса. – Но тролль у дверей был крайне невежлив.
– Гномы… используют другие подходы к проблеме, – сказал Доброгор.
Сахарисса заметила быстрое движение. Боддони вынул из-под стола свой топор. Это был традиционный гномий топор. С одной стороны острая кирка, чтобы выковыривать из грунта интересные минералы, с другой стороны – боевое лезвие, поскольку владельцы богатых минералами территорий частенько ведут себя неразумно.
– Вы ведь не собираетесь напасть на них? – потрясенно спросила она.
– Ну, кто-то сказал, что интересную историю нужно долго раскапывать, – сказал Боддони. – Мы просто собираемся на прогулку.
– В подвале? – удивилась Сахарисса, увидев, что они направились к лестнице.
– Ага, прогулка в темноте, – подтвердил Боддони.
Доброгор вздохнул.
– Остальные продолжат работать над номером, – распорядился он.
Через минуту внизу раздались звуки ударов, потом кто-то выругался по-гномьи, очень громко.
– Пойду посмотрю, что они там делают, – не выдержала Сахарисса и заспешила прочь.
Когда она спустилась в подвал, кирпичи, которыми была заложена старая дверь, уже валялись на полу. Поскольку камни, из которых был построен Анк-Морпорк, постоянно разбирались для новых построек, никто не видел смысла в том, чтобы скреплять их хорошим цементом, особенно если речь шла всего лишь о дверном проеме. Песка, грязи, воды и соплей вполне достаточно – считали строители. В конце концов, до сих пор кладка держалась.
Гномы уставились в темноту за дверью. Каждый из них укрепил на шлеме свечу.
– Твой парень говорил, там погребена старая улица, – сказал Боддони.
– Он не мой парень, – ровным голосом возразила Сахарисса. – Так что там?
Один из гномов шагнул в дверь, подняв фонарь.
– Похоже… на туннели, – сказал он.
– Старые тротуары, – пояснила Сахарисса. – В этом районе везде так, подозреваю. После больших наводнений края проезжей части надстраивали с помощью бревен, а середину засыпали гравием. Но тротуары не трогали, потому что те, кто не успел надстроить свои дома повыше, возражали против этого.
– Что? – удивился Боддони. – Ты хочешь сказать, мостовые были выше тротуаров?
– О да, – подтвердила Сахарисса и прошла вслед за ним сквозь пролом.
– И что же происходило когда лошадь сса… когда лошадь мочилась на мостовую?
– Понятия не имею, – фыркнула Сахарисса.
– А как люди переходили улицу?
– Лестницы.
– Да ладно вам, мисс!
– Нет, они и правда пользовались лестницами. Или туннелями под мостовой. Но так не очень долго продолжалось. В конце концов, чтобы выровнять улицу, проще всего оказалось перекрыть тротуары сверху большими каменными плитами. Так и возникли эти… позабытые туннели.
– Тут крысы, – доложил прошедший вперед Соня.
– Ух ты! – восхитился Боддони. – Кто-нибудь прихватил с собой кухонную посуду? Шучу, мисс. Эй, а это что такое…?
Он прорубился сквозь доски, которые рассыпались в прах под его ударами.
– Кому-то не хотелось лазать по лестницам, – сказал он, уставившись в новый проход.
– Он что, проходит прямо под мостовой? – спросила Сахарисса.
– Похоже. Наверное, у кого-то была аллергия на лошадей.
– И… э… ты можешь ориентироваться здесь?
– Я гном. Мы под землей. Гном. Под землей. Желаете повторить вопрос?
– Вы ведь собираетесь вломиться в подвалы «Инквайрера», правда?
– Кто, мы?
– Вы, вы.