Американцы и англичане демонстративно не работали против СССР, союзника в борьбе против нацистской Германии. Советская политическая и военная разведка, напротив, использовали благожелательное отношение союзников для глубокого проникновения в обе страны, особенно в Соединенные Штаты.
Перед отъездом в Соединенные Штаты в конце 1941 года нового резидента разведки в Вашингтоне Василия Зарубина принимал Сталин. Перечисляя стоящие перед ним задачи, подчеркнул, что важнее всего — «добывать информацию о новейшей секретной технике, созданной в США, Англии и Канаде».
Василий Михайлович Зарубин — один из самых уважаемых советских разведчиков. Никто не любит вспоминать, что он принял участие в позорном уничтожении польских военных, взятых в плен осенью 1939 года, когда Гитлер и Сталин поделили Польшу. Майор госбезопасности Зарубин, участвовавший потом в похищении атомных секретов в Соединенных Штатах, был командирован в один из трех основных лагерей, Козельский, и руководил бригадой следователей. Они сортировали польских военнопленных, решая, кому жить, а кому умереть…
Увеличился состав советского посольства в Вашингтоне — не только за счет дипломатов, но и разведчиков. В Соединенных Штатах, где уже работали резидентуры военной и политической разведки, появилась отдельная резидентура первого (разведывательного) управления Наркомата военно-морского флота. Ведомство морской разведки возглавлял контр-адмирал Михаил Александрович Воронцов, который до войны был военно-морским атташе при посольстве СССР в Германии. Да еще нарком иностранных дел Молотов создал при посольстве в Вашингтоне Бюро технической информации — оно занималось промышленным шпионажем.
Штаты легальных резидентур в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско были сравнительно небольшие — десять с лишним человек (таким же аппаратом располагала военная разведка). Но им на подмогу были отправлены разведчики, которые действовали под крышей Советской закупочной комиссии и «Амторга». Только в американской столице в военные годы оказалось почти пять тысяч советских граждан, командированных различными ведомствами (см.: Сталинское десятилетие холодной войны. М., 1999). Сколько среди них было кадровых разведчиков и сколько выполняло разовые поручения Наркомата госбезопасности и разведуправления Генерального штаба — неизвестно по причине закрытости архивов.
В 1943 году в Соединенных Штатах сформировали отдельную резидентуру для сбора научно-технической информации под руководством Леонида Романовича Квасникова (в 1996 году, посмертно, он получил звание Героя России). Он был инженером-механиком, окончил аспирантуру и особенно серьезно относился к конспирации: требовал от подчиненных даже в защищенных помещениях резидентуры говорить только шепотом, а клички агентов писать на листках бумаги, которые сразу уничтожал.
14 февраля 1943 года Павел Фитин получил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, в июле 1945-го, при переводе сотрудников госбезопасности на общеармейские звания, стал генерал-лейтенантом. 5 ноября 1944 года государственные награды получили сразу восемьдесят семь сотрудников внешней разведки. Фитина наградили орденом Красного Знамени.
14 апреля 1943 года Сталин вновь разделил НКВД на два наркомата. Разведку включили в Наркомат госбезопасности, ставший через три года министерством. Наркомом вновь стал Всеволод Меркулов, который обратился в политбюро за ассигнованиями для разведуправления.
4 июня политбюро решило:
«Выдать НКГБ СССР на расходы по заграничной работе 1-го Управления НКГБ СССР в первом полугодии 1943 года:
а) 1 500 ООО (один миллион пятьсот тысяч) рублей в инвалюте разных стран;
б) на 400 ООО (четыреста тысяч) рублей германских оккупационных марок и польских злот».
Павел Фитин мог докладывать об одном достижении за другим. Федеральное бюро расследований русскими не интересовалось. Американская контрразведка занималась только врагами — немцами и японцами, так что советские разведчики могли работать совершенно свободно. Помимо политической информации они добывали в огромных количествах чертежи и технологии, необходимые для производства нового оружия. Иногда они попадались. Но президент Франклин Рузвельт приказал Федеральному бюро расследований не трогать советских разведчиков или, по крайней мере, не доводить дело до скандала.
Два помощника советского военно-воздушного атташе 10 июня 1941 года были объявлены персонами нон грата, но после нападения Германии на Советский Союз получили право остаться в Соединенных Штатах.
Резидент НКГБ в Нью-Йорке Гайк Бадалович Овакимян (он был хорошо образованным человеком, кандидатом химических наук и занимался научно-технической разведкой) действовал под прикрытием инженера «Амторга». В апреле 1941 года он был взят сотрудниками ФБР, что называется, с поличным. Его выпустили под залог в двадцать пять тысяч долларов и собирались судить. Но после нападения немцев на Советский Союз отношение американцев к русским изменилось. Овакимяну позволили в июле спокойно уехать, залог вернули.
Резидента НКГБ в Вашингтоне Василия Зарубина, который работал под крышей третьего секретаря посольства, сотрудники ФБР тоже взяли с поличным в 1944 году, но и он смог уехать без скандала.
После Зарубина резидентом стал Степан Захарович Апресян, старший брат которого, Дереник Апресян, тоже был чекистом. Апресян-старший сделал большую карьеру в экономическом отделе главного управления государственной безопасности НКВД. В декабре 1936 года он получил звание майора госбезопасности, а в августе 1937 года был назначен наркомом внутренних дел Узбекистана и одновременно начальником особого отдела Среднеазиатского военного округа.
21 ноября 1938 года Дереника Апресяна арестовали товарищи-чекисты, 22 февраля 1939-го приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. Его младшего брата, работавшего в иностранном отделе, арестовали, но через год выпустили и даже отправили в Вашингтон.
«Расстрел брата, — вспоминал работавший в резидентуре Александр Феклисов, — месяцы, проведенные в тюрьме, видимо, не прошли для Степана бесследно. Он стал болезненно нерешительным, за несколько дней до встречи с агентом начинал нервничать, невнимательно слушал собеседника. В ходе проверки перед встречей беспокойно осматривался, быстро, почти бегом, передвигался по улице»…
В 1945 году Степана Апресяна вернули в Москву.
К концу войны и сразу после нее усилия разведаппарата в Соединенных Штатах были сосредоточены на атомных делах, и эта работа увенчалась грандиозным успехом. Советские ученые, занятые созданием ядерного взрывного устройства, получили доступ к результатам американских исследований, что помогло в кратчайшие сроки обзавестить собственной бомбой.
Один из бывших советских разведчиков рассказывал мне, что во время войны и в первые послевоенные годы в Вашингтоне они свободно заходили в американское военное министерство и, если хозяина кабинета не было на месте, открывали его письменный стол и преспокойно изучали любые бумаги. Советских офицеров везде встречали как союзников и друзей. А они с самого начала убедили себя в том, что Соединенные Штаты и Англия — откровенные и опасные враги, а вовсе не союзники в общей борьбе.