Сташинский учился в Москве, потом в ГДР изучал немецкий язык. В октябре 1959 года он выследил в Мюнхене Степана Бандеру, лидера Организации украинских националистов. Когда Бандера открывал дверь своей квартиры, прятавшийся в подъезде убийца выстрелил ему в лицо. 3 ноября 1959 года постановлением президиума ЦК КПСС был утвержден проект закрытого указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении Б.Н. Сташинского орденом Красного Знамени.
В сопроводительной записке заместитель председателя КГБ и куратор первого главного управления Петр Иванович Ивашутин писал, что Сташинский «в течение ряда лет активно использовался в мероприятиях по пресечению антисоветской деятельности украинских националистов за границей и выполнил несколько ответственных заданий, связанных с риском для жизни».
Орден Сташинский получил из рук председателя КГБ Шелепина. Орденоносца отправили на курсы переподготовки и предупредили, что впереди долгая командировка на Запад.
— Работа вас ждет нелегкая, но почетная, — со значением сказал ему Шелепин.
Но у Богдана Сташинского была любимая женщина, немка Инга Поль. Она уговорила его убежать на Запад. Они сделали это в августе 1961 года, за день до того, как появилась Берлинская стена. Сташинский сдался западногерманской полиции и все рассказал. Сташинского судили в Карлсруэ, приговорили к восьми годам тюремного заключения. Но судья назвал главным виновником убийств советское правительство.
Генерал Сахаровский, по словам бывшего генерала Олега Калугина, приказал убить ирландца Шона Альфонса Берка, который по собственной инициативе (и из ненависти к Англии) помог советскому разведчику Джорджу Блейку бежать из британской тюрьмы. Блейка выдал польский разведчик, перебежавший на Запад в 1961 году. Лондонский суд приговорил его к сорока двум годам тюремного заключения. В октябре 1966 года ему помогли бежать трое ирландских заключенных, с которыми он познакомился в тюрьме.
Калугин писал, что одному из них, Шону Берку, которого пригласили в Москву, чтобы отблагодарить, по приказу Сахаровского ввели в организм вещество, постепенно разрушающее мозг. Начальник советской разведки боялся, что ирландец, вернувшись на родину, расскажет что-то лишнее.
Нет возможности проверить утверждение Калугина. Оно вызывает сомнения. Берку в Москве действительно не понравилось. В октябре 1968 года он вернулся на родину. Достаточно откровенная книга Шона Берка «Прыжок Джорджа Блейка» вышла в 1970 году. Но Берк скончался через много лет — в январе 1982 года, к тому времени Сахаровский уже десять лет как покинул разведку и семь лет находился на пенсии. Газеты писали, что Шон Берк умер от алкоголизма…
Шелепин недолго проработал в КГБ. У Хрущева, выдвигавшего молодежь, на него были большие виды. 31 октября 1961 года Александр Николаевич стал секретарем ЦК. На Лубянке его сменил еще один вчерашний комсомольский вождь Владимир Ефимович Семичастный. Ему вообще было всего тридцать семь лет, в ноябре 1961 года он стал самым молодым главой органов госбезопасности.
Сахаровский при Шелепине, а поначалу и при Семичастном чувствовал себя уверенно и держался самостоятельно. Оба председателя КГБ, пришедшие из комсомола, не были профессионалами и вполне доверяли опытному начальнику разведки.
— Я, когда пришел, — вспоминал Семичастный, — был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу. Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить. Вот я прямо спросил: «Твое мнение? Ты как считаешь?» Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе.
Дважды в день Сахаровский передавал Семичастному предназначенные для членов президиума (политбюро) ЦК сверхсекретные материалы разведки. Семичастный подписывал спецсообщения; их доставляли адресатам в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже помощники членов президиума.
За разметкой спецсообщений строго следил аналитический отдел разведки. Он предлагал, кому и какую информацию послать, учитывал, кому она раньше посылалась, чтобы не получилось так, что члена президиума ЦК оповестили о начале каких-то событий, а уведомить об окончании забыли.
Владимир Семичастный рассказывал мне:
— Я очень часто выступал просто в роли пересыльного пункта: главный читатель был другой. Но я ставил свою подпись, поэтому должен был поправить, отредактировать, что-то попросить доработать. Когда ставишь подпись, отвечаешь. А информации шло море со всего мира. У нас же резидентуры повсюду. Все хотят показать, что работают. Иной раз из местной газеты статью перепишут и присылают. Аналитический отдел все это выбрасывает. От шифровки резидента одна строка остается, а две-три страницы — в корзину.
Мне, — продолжал Семичастный, — начальник разведки показывал: полюбуйтесь на работу некоторых резидентов. Аналитик, изучавший шифровку, пишет: это уже прошло в газетах две недели назад. А резидент составляет телеграмму, ее шифруют, потом занимают линию связи, здесь ее расшифровывают. Это же в копеечку влетает! А он информацию из газеты шлет, причем выбирает либо такое издание, что в Москве вовсе не получают, либо такое, что с большим опозданием приходит. А почему они газеты переписывали? Так спокойнее…
Семичастный рассказывал, что об отправке ядерных боеголовок на Кубу он узнал от Сахаровского, и лишь потому, что это уже стало известно американцам:
— Разумеется, органы КГБ обеспечивали доставку на Кубу ракет и другого оружия. Но относительно ядерного оружия нас не поставили в известность… Я вызвал начальника контрразведки: «В чем дело?» И военная контрразведка через некоторое время мне доложила: да, действительно, на Кубу отправлено ядерное оружие.
— Значит, Хрущев не поставил в известность даже председателя КГБ? — уточнил я.
— Я ведь к тому времени всего год был председателем, — ответил Семичастный, — в состав президиума ЦК не входил. Вообще был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Меня еще комсомольцем считали. Да и не все члены президиума ЦК об этом знали.
— Но разве не было принято в таких случаях запросить мнение разведки о возможной реакции Соединенных Штатов, прогноз развития событий?
— Так это Хрущев должен был мне раскрыть свой замысел. А это означало, что и определенная часть моего аппарата все узнает. Я же должен перед разведкой вопрос поставить: как американцы отнесутся? А если мой аппарат знает, в МИД узнают, тут возможна утечка информации. Американцы были бы заранее в курсе дела, а этого он и хотел избежать. К тому же Хрущев такой человек был, что он не только американцев, но и нас хотел удивить: вот он какой выдающийся политик, все может сам!
В 1964 году Хрущев приехал с визитом в Норвегию.
Утром, как положено, ему докладывала обстановку резидентура внешней разведки. Докладывать должен был сам резидент, но он перепоручил это своему заместителю по политической разведке Виктору Федоровичу Грушко как более опытному специалисту.