Александр Яковлев:
— Он был прожженный сталинист, андроповского типа, может быть, даже жестче. А положительное в нем было то, что он говорил: начинать обновление надо с партии, чтобы аппарат вел себя прилично. Мне нравилось, что он говорил о привилегиях как о заболевании партийно-государственного аппарата…
Шелепин настаивал на том, чтобы в партийных документах акцентировался классовый подход, требовал давать отпор империализму и добиваться взаимопонимания с маоистским Китаем. Интеллигенция и даже часть аппарата ЦК боялись его прихода, считая, что это станет возвращением к сталинским порядкам.
Шелепин (да и Семичастный) с его характером и решительностью внушал страх не только самому Брежневу, но и многим другим высшим чиновникам, вцепившимся в свои кресла. Им куда больше нравился Брежнев с его основополагающим принципом: живи и давай жить другим.
Говорят о том, что Шелепин возражал против решений ХХ съезда, требовал жестких мер в экономике.
Валерий Харазов:
— Это не так. Он был сторонником того, чтобы открыть частные парикмахерские, часовые мастерские. Считал глупостью ликвидацию промкооперации… А то еще был период, когда выпускали только большегрузные автомобили, а возили на них три ящика. Но была линия, и никто не хотел от нее отходить. А он понимал: это глупость…
Шелепин представлял молодую, образованную часть аппарата, которая пришла на государственные должности после войны. Она исходила из того, что экономика нуждается в обновлении, в реформах и прежде всего в технической модернизации. Она хотела экономических реформ при жесткой идеологической линии. Это примерно тот путь, который избрал Китай при Дэн Сяопине. Молодые партийные руководители поддерживали Косыгина и Шелепина. Если бы Шелепин возглавил страну, страна пошла бы, условно говоря, по китайскому пути.
Характер Шелепина проявился во время одной знаменитой истории с большими последствиями.
«Комсомольская правда» в июне шестьдесят пятого года опубликовала невиданно резкую статью писателя Аркадия Сахнина «В рейсе и после», в которой расписала художества обласканного властью генерального капитан-директора Одесской китобойной флотилии Героя Социалистического Труда Алексея Соляника, чье имя гремело по всей стране.
Он руководил флотилией из трех десятков судов-китобойцев, тогда еще промысел китов не был запрещен.
Соляник оказался и самодуром, и хамом, и занимался фантастическими по тем временам махинациями. Флотилия вела промысел в тропиках, в тяжелых условиях, моряки болели и умирали, их тела замораживали и доставляли в порт только после окончания промыслового рейса.
Главным редактором «Комсомольской правды» был известный журналист и поэт Юрий Петрович Воронов, он очень хорошо вел газету — смело и интересно. Первым замом главного был Борис Дмитриевич Панкин, еще один талантливый редактор и еще более смелый человек. Они вдвоем и решили опубликовать статью Сахнина.
Борис Панкин потом вспоминал, что они учитывали и настроения Шелепина, который по старой привычке опекал «Комсомольскую правду».
«Больше всего на свете, — писал Панкин, — Шелепин боялся идеологической ереси. Но считал, что питательной почвой для нее является реальное зло — бюрократизм, коррупция, своевластие партийных и советских вельмож. С этим он призывал бороться не на жизнь, а на смерть. Прущая наверх „днепропетровская мафия“ была для него олицетворением многих из этих зол. Все это делало Шелепина естественным нашим союзником».
Флотилия Соляника была приписана к Одессе, и руководство Украины возмутилось, потребовало наказать газету. Председатель президиума Верховного Совета Украины Демьян Сергеевич Коротченко твердо сказал руководителям Одесского обкома:
— Статья лживая. В обиду мы Соляника не дадим. Из этого и исходите.
Бюро обкома приняло решение:
«Целый ряд фактов в указанной статье изложен необъективно, а в отдельных случаях рассчитан на сентиментальную слезливость обывателя. Героический труд коллектива коммунистического труда освещен как рабский труд подневольных людей.
Товарищ Соляник заслуживает суровой критики, но делать это такой ценой, как сделала газета, не нужно и вредно. Это привело к дезинформации общественного мнения как у нас в стране, так и за рубежом».
В Москве за Соляника вступился и самый влиятельный выходец с Украины член президиума ЦК Николай Викторович Подгорный. С его мнением вынужден был считаться и Брежнев.
Секретарь ЦК КПСС, отвечавший за идеологию, Михаил Андреевич Суслов поручил отделу пропаганды и Комитету партийного контроля разобраться и доложить.
Отдел пропаганды, которым руководил Александр Николаевич Яковлев, изучил всю ситуацию с флотилией, привлек прокуратуру и составил служебную записку: за исключением некоторых мелочей статья правильная.
КПК поддержал эти выводы. Первый заместитель председателя КПК Зиновий Сердюк, в прошлом секретарь компартии Украины, не очень любил новое киевское начальство, поэтому не горел желанием наказывать газету.
В Одессу отправился ответственный контролер КПК Самойло Алексеевич Вологжанин. Он, как и Шелепин, был убежденным партийцем и ненавидел таких «перерожденцев», как Соляник.
Самойло Вологжанин выяснил, что Соляник присваивал деньги, которые выделялись ему на закупку продовольствия для моряков. Зато щедро оделял подарками сильных мира сего в Одессе, Киеве и Москве. Так что покровителей у него оказалось предостаточно. Вологжанин представил соответствующую справку Сердюку.
Зиновий Тимофеевич прочитал и сказал:
— В таком виде информация не пойдет. Товарищ Подгорный выразил недовольство вашей работой. Недоволен и первый секретарь ЦК компартии Украины товарищ Шелест.
Но Вологжанин был человеком принципиальным и отказался переделывать справку. Его поддержал и помощник Сердюка Стефан Могилат, который спустя почти четыре десятилетия рассказал, как все это было. Сердюк подписал справку, и ему стало плохо. Его уложили на диван в комнате отдыха, дали валидол.
Через четыре месяца, в октябре шестьдесят пятого, вопрос обсуждался на секретариате ЦК. Председательствовал Суслов. Первому он дал слово Алексею Солянику.
Тот говорил, что статья в «Комсомолке» — это клевета, подрыв авторитета руководства, оскорбление коллектива… Требовал наказать газету и тех, кто ее поддерживает.
Вдруг открылась дверь, и появился Брежнев. Леонид Ильич никогда не приходил на заседания секретариата — это не его уровень. Он председательствует на политбюро. Брежнев молча сел справа от Суслова. И стало ясно, что генеральный секретарь пришел поддержать Соляника. Известно было, что у Брежнева особо тесные отношения с украинским руководством.
Все выступавшие осудили выступление газеты и поддержали Алексея Соляника. А относительно записки отдела пропаганды ЦК дипломатично говорили: отдел не разобрался, не глубоко вник. Обсуждение шло к тому, чтобы наказать газету и реабилитировать Соляника.