Позже он сидел в кресле, листал «Крокодил» и курил. Она принесла себе чаю, а ему большой стакан холодного яблочного сока. В холодильнике был большой запас виноградного, яблочного и томатного соков. Он пил их регулярно, чтобы перебить вкус табака, ведь Кристи не курила и не любила табачного дыма.
Спать они улеглись далеко за полночь. Конни сразу же засопел. Кристи долго не могла заснуть. Она была счастлива, хотя за весь день Конни едва ли сказал ей десяток слов. Но рядом с ним она чувствовала себя надежно и уверенно.
Такой человек мог бы стать её мужем, подумала Кристи. Он сказал тогда в гостях у Маши, что не женат. Значит, ничто не может им помешать. Правда, они граждане разных государств. Но если они поженятся, Конни может уехать вместе с ней на Запад. Для хорошего радиомеханика работа найдется.
Она заснула в самом радужном настроении.
Но пробуждение было кошмарным. Рано утром в дверь забарабанили.
— Кто это может быть? — шепотом спросила Кристи.
Конни не ответил. Его лицо стало бледным и испуганным. Стук не прекращался. Он натянул брюки и пошел открывать. Только Конни повернул ключ в замке, в квартиру ворвалось пять человек в милицейской форме. Они мгновенно распространились по всем комнатам. Один из них грубо спросил у Кристи:
— Документы есть?
Она кивнула и потянулась за сумочкой. Милиционер вырвал сумочку у неё из рук и вывернул содержимое на стол. Он увидел западногерманский паспорт и с удивлением посмотрел на Кристи. Взял паспорт осторожно и брезгливо, как гремучую змею, и методично перелистал все до единой страницы. Потом повернулся к Кристи:
— Как вы здесь оказались?
— Я пришла вместе с…
Она замолчала, не зная, как назвать Конни. Смеет ли она считать его своим женихом?
Другой милиционер, по виду старший, уже обшарил карманы Конни, вытащил его служебное удостоверение и присвистнул.
— Это ваша квартира? — спросил он Конни.
— Товарища. Он оставил мне ключ.
— Где товарищ?
— Он в отпуске в Сочи. Но я знаю, как…
— Все ясно, — сказал старший милиционер. — Собирайтесь оба, поедем в отделение, там разберемся.
Кристи решительно спустила ноги с кровати:
— Отвернитесь, пока я буду одеваться.
Они нехотя отвернулись, хотя у Кристи не было уверенности, что они не подсматривают. Она повернулась к ним спиной и одевалась нарочито медленно, стараясь собраться с духом. Она чувствовала себя уверенно. Никто не сумеет её напугать.
В маленький лифт они втиснулись все вместе. Кристи оказалась зажатой между двумя милиционерами, которые неприязненно смотрели на нее. На улице под изумленными взглядами спешивших на работу прохожих их быстренько погрузили в желтую машину с зарешеченными окнами.
Конни недостаточно нагнулся и стукнулся головой. На него жалко было смотреть. Он был бледный, как смерть. Кристи попыталась его подбодрить:
— Все в порядке, дорогой. Не беспокойся…
— Молчать! — закричал один из милиционеров. — Не разговаривать!
Ехали совсем недолго. Отделение милиции находилось где-то рядом со станцией метро.
В отделении их разлучили. Конни увели. Кристи увидела его несчастное лицо, когда он обернулся. Милиционер толкнул его в спину, и Конни исчез за поворотом.
Кристи посадили в тесном коридоре и оставили под присмотром троих милиционеров, которые сняли фуражки и расположились отдыхать. Они не обращали на Кристи никакого внимания. Все трое, как на подбор, немолодые, пузатые, основательные. В отделении милиции было прохладно, и им никуда не хотелось идти.
Примерно через полчаса Кристи вызвали на допрос. Лысоватый скучный офицер в мятом мундире с двумя звездочками на погонах задал ей простые вопросы — имя, год рождения, цель приезда в СССР — и сел за древнюю пишущую машинку заполнять стандартный бланк. Когда она подписала бланк, её опять вывели в коридор, где ей предстояло просидеть до самого вечера. Ей разрешили сходить в туалет и за её деньги купили стакан чая и венгерскую ватрушку, в которой было много теста и немного творога. Но на допрос Кристи больше не вызывали.
Трое пузатых милиционеров провели с ней весь день. Они по очереди отлучались поесть и возвращались в наилучшем настроении. Потом они ещё сходили в кассу за зарплатой. Этот поход несколько их разочаровал и настроил на лирический лад. Они вспоминали, кто как начал службу в милиции. Кристи вела себя тихо и слушала. Интересные это были рассказы, хотя она понимала не все слова.
— Меня в первое дежурство вызвали в квартиру, где произошла семейная ссора, — рассказывал один из них, высокий блондин, который постоянно что-то жевал. — А я тому времени проработал всего пять дней, думал, чепуховое дело. Когда мы вошли в квартиру, там все рыдали. Кого ни спросишь, никто не может толком объяснить, что же произошло. Только плачут. Прошли на кухню, а там труп. Мужик ещё теплый. Нож из спины торчит. Обыкновенный такой нож, кухонный.
— А кто его?
— Жена с мужем с самого утра ссорились. Ни детей не постеснялись, ни её родителей, которые пришли повидать внуков. Он пьяный, она — в истерике. В какой-то момент жена схватила нож, ткнула мужа в спину и даже не поняла, что сделала. Сама кричит, и все кричат, никто никого не слышит… Первыми спохватились её родители: чего это зять замолчал? Подняли его, а он уже мертвый.
На лицах милиционеров не отразилось никаких эмоций.
— Такие квартиры бывают, что в кино не увидишь, — рассказал другой, чернявый. — Соседи вернулись из отпуска, услышали странный запах, сначала долго стучали, а потом взломали дверь. Обнаружили труп старушки. Ей было восемьдесят лет. Бабка умерла, судя по всему, во сне. Но это произошло неделю назад. Запах в комнате невыносимый, хотя мы окно сразу открыли.
Увезти труп было не на чем. Участковый пошел к себе звонить — квартира без телефона, район новый. А меня одного оставил. Я к окну встал и старался не смотреть на голый труп старухи, — продолжал милиционер. — Из мебели у неё был только старинный комод. Когда мы пришли, дверца комода была открыта. Я заглянул внутрь — две полки совершенно пустые, но видно, что ещё недавно здесь что-то лежало: по краям пыль, а в центре чисто. Соседи, ясное дело, прибрали что было ценного.
Третьему, самому старшему из них, тоже было что вспомнить.
— Я на первом году дежурил по ночам в Госбанке. Повадился один поганец в одно и то же время мимо меня пробегать и грубить. А я за стеклянной дверью стою. Дверь-то закрыта. Пока открою, он уже исчез в переулке. Несколько дней я терпел. Потом попросил товарища пойти со мной. Он занял мое место за дверью, а я в переулке спрятался. Ровно в половине первого ночи этот поганец мимо банка пробежал, проорал свое — и в переулок. А тут я.
У него ни шрама, ни синяка не осталось. Я ему только несколько раз дал по промежности. Думаю, его девка не скоро от него удовольствие получила.