— Племена никогда не скажут, сколько у них скота! — Джейми уже стоит рядом, кричит в ухо. — Выяснить это — одна из задач координатора! Козам и овцам отводят середину загона. Коровы — у забора, телята с ними! Тут же собаки! По ночам они жгут высушенный коровий навоз в своих маленьких домиках, расположенных по периметру. Дым отгоняет хищников, согревает коров, становится причиной их ужасного кашля! Иногда в загон попадают женщины и дети! Девочек в Судане кормят лучше всех! Если они хорошо питаются, от жениха можно получить за них более высокую цену! — улыбаясь, она похлопывает себя по животу. — Мужчина может иметь столько жен, сколько сможет содержать. Вы и представить себе не можете, как здорово они исполняют танец живота… честное слово, — она закрывает рот рукой, потом начинает дико хохотать.
— Вы — координатор распределения продовольствия?
— Его помощница.
— Как вы получили эту работу?
— Пошла в нужный ночной клуб в Найроби! Хотите, загадаю вам загадку?
— Конечно.
— Мы везем сюда зерно, так?
— Так.
— Потому что север воюет с югом, так?
— Продолжайте.
— Большая часть зерна, которое мы перевозим, выращивается в Северном Судане. Остальное — излишки, которые произведены американскими фермерами. Так уж сложилось. На деньги гуманитарных организаций покупается хартумское зерно. Хартум использует эти деньги на покупку оружия для войны с югом. Самолеты, привозящие зерно в Локи, взлетают с того же аэродрома, что и хартумские бомбардировщики, сравнивающие с землей деревни Южного Судана.
— А где загадка?
— Почему ООН финансирует бомбардировки Южного Судана и одновременно кормит жертв этих бомбардировок?
— Я — пас.
— Потом вы собираетесь вернуться в Локи?
Джастин мотает головой.
— Жаль, — говорит она и подмигивает.
Джейми возвращается к своему месту на мешках с зерном, между коробок с соевым маслом. Джастин остается у иллюминатора, наблюдает, как солнечный зайчик отбрасывается самолетом на мерцающие болота. Горизонта не было. В отдалении болота плавно перетекали в туман. «Мы можем лететь всю жизнь, — говорит он ей, — и так и не увидеть твердой земли». Без предупреждения «Буффало» начинает пологий спуск. Болото становится бурым, черные зигзаги воды упираются в сушу. Появляются отдельные деревья. Солнечный зайчик самолета скользит между ними. Эдзард взял управление на себя. Капитан Маккензи изучает какой-то буклет. Поворачивается и знаком предлагает Джастину сесть. Тот возвращается к креслу, защелкивает на животе ремень безопасности, смотрит на часы. Они летят уже три часа. Эдзард резко бросает самолет вниз. Коробки с туалетной бумагой ползут по металлическому полу и ударяются в платформу у ног Джастина. В иллюминатор он видит кончик крыла, за ним — россыпь хижин. В наушниках — шум статического электричества. Сквозь какофонию звуков прорывается грубый голос с немецким акцентом, сообщающий ситуацию на земле. Джастин выхватывает слова: «решительно и быстро». Самолет начинает сильно трясти. Приподнявшись, насколько позволяет ремень безопасности, через окно рубки Джастин видит полоску красной земли, пересекающую зеленое поле. Уложенные рядком белые мешки служат маркерами. Много мешков навалено в углу поля. Самолет выравнивается, и солнечный луч обжигает шею Джастина. Он плюхается в кресло. Голос с немецким акцентом вдруг начинает звучать ясно и отчетливо.
— Давай, Эдзард, спускайся, старина. На обед у нас сегодня отличное жаркое из козлятины. Маккензи, надеюсь, с тобой?
Но Эдзарду не до светской болтовни.
— Что это за мешки в углу поля, Брандт? Кто-то недавно приземлился? На земле стоит еще один самолет?
— Это пустые мешки, Эдзард. Не обращай на них внимания и садись, слышишь меня? Этот шустрый журналист с вами?
Отвечает Маккензи предельно лаконично:
— С нами.
— Кто еще на борту?
— Я! — радостно вопит Джейми.
— Один журналист, одна нимфоманка, шесть возвращающихся делегаток, — ровным голосом отвечает Маккензи.
— Что ты можешь сказать о нем? О журналисте?
— Сам все увидишь.
В рубке смеются, голос с иностранным акцентом отвечает тем же.
— Почему он нервничает? — спрашивает Джастин.
— Они все нервничают. Лагерь находится практически на передовой. Когда мы приземлимся, мистер Аткинсон, пожалуйста, оставайтесь рядом со мной. Протокол требует, чтобы я первым представил вас комиссару.
Посадочная полоса — сильно вытянутый теннисный корт, кое-где заросший травой. Туземцы и собаки появляются из рощи и направляются к полосе. Хижины с коническими крышами. Эдзард проходит над полосой на низкой высоте, Маккензи всматривается в буш с обеих ее сторон.
— Плохишей нет? — спрашивает Эдзард.
— Плохишей нет, — подтверждает Маккензи.
«Буффало» клюет носом, выравнивается, резко идет вниз. Посадка жесткая. Клубы красной пыли заволакивают иллюминаторы. Самолет ведет влево, еще больше влево, натужно скрипят веревки, удерживающие груз. Двигатели ревут, фюзеляж вибрирует, что-то стонет, трещит. Двигатели смолкают. Пыль оседает. Они прибыли. Джастин сквозь рассеивающуюся пыль видит в иллюминаторе направляющихся к самолету людей: африканские сановники, дети, две белые женщины в джинсах, футболках, с браслетами на руках. А по центру, в коричневом хомбурге, шортах цвета хаки и изношенных замшевых туфлях, улыбаясь во весь рот, веселый, здоровый, выступает Марк Лорбир, но без стетоскопа.
* * *
Суданские женщины вылезают из самолета и присоединяются к галдящей толпе своих соотечественников. Джейми-Зимбабвийка с криками счастья и радости обнимает своих коллег, потом Лорбира, снимает с него хомбург, гладит по рыжим волосам, а Лорбир, сияя, как медный таз, шлепает ее по заду и заливается смехом, словно школьник в день рождения. Носильщики из племени динка залезают в салон и, следуя указаниям Эдзарда, начинают разгрузку. Но Джастин остается в кресле, пока Маккензи не зовет его. Они спускаются по трапу и уходят от толпы к небольшому холму, на котором старейшины племени динка, в черных брюках и белых рубашках, сидят в садовых креслах, установленных полукругом в тени дерева. Центральное кресло занимает комиссар Артур, сухонький, седовласый, с высеченным из камня лицом и пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз. На голове у него красная бейсболка, над козырьком вышито золотом: «Paris».
— Итак, вы — человек пишущий, мистер Аткинсон, — говорит Артур на безупречном архаичном английском, после того как Маккензи представляет мужчин друг другу.
— Совершенно верно, сэр.
— Какой журнал или другое печатное издание, если позволите спросить, удостоено чести пользоваться вашими услугами?
— Лондонская газета «Телеграф».
— Воскресное издание?