— Тебе нет никакого резона идти туда, Сэнди, — сказал Джастин.
— Разумеется, резон есть, — решительно возразил сын военного.
На лестнице за аркой их поджидали полицейские и медики в не слишком уж чистых белых халатах. Встретили их крайне радушно. Старший из полицейских, который представился им как инспектор Мурамба, широко улыбаясь, пожал руки обоим высокопоставленным джентльменам из британского посольства. Азиат в черном костюме, доктор Банда Сингх, сказал, что он в полном их распоряжении. И повел бетонным коридором, под потолком которого тянулись трубы, а у стен лежали перевернутые урны. «Трубы, — подумал Вудроу, — должны подавать хладагент к холодильникам, но холодильники не работали из-за отключения электроэнергии, а автономных генераторов в больнице, само собой, нет». Доктор Банда показывал дорогу, но Вудроу полагал, что нашел бы ее и сам. Налево — никакого запаха. Направо — хоть святых выноси. Но про неудобства пришлось забыть. Долг солдата — быть здесь, а не становиться рабом собственного носа. Долг. «Почему она всегда заставляет меня думать о долге?» Он задался вопросом, а не ложится ли какое-нибудь заклятье на прелюбодеев, когда те смотрят на мертвых женщин, с которыми грешили? Доктор Банда подвел их к лестнице. По ней они спустились в лишенное вентиляции небольшое помещение, в котором запах смерти буквально валил с ног.
Тронутая ржавчиной стальная дверь преградила им путь, но Банда требовательно забарабанил по ней кулаком, потом выдержал паузу и стукнул четыре или пять раз в заранее условленном ритме. Дверь приоткрылась, в проеме появились головы трех молодых парней. При виде хирурга они посторонились, позволив ему войти. Вудроу, оставшийся за дверью, заглянул внутрь, и увиденное почему-то напомнило ему школьное общежитие. Истощенные трупы лежали на кроватях по двое. Еще больше трупов — между кроватями на полу, одетые и голые, на боку и на спине. Хватало и тех, кто свернулся в клубок, подтянув колени к груди, защищая внутренние органы не пойми от чего. А над ними, словно туман, висели мухи, жужжащие на одной ноте.
В центре этого «общежития», в проходе между кроватями, стояла огромная, обитая железом платформа на колесах. И на этой платформе, из-под белой простыни, высовывались две чудовищно раздувшиеся человеческие ступни. Ступни эти вызвали у Вудроу мысли о шлепанцах-утятах, которые на Рождество Глория подарила их сыну Гарри. Выскользнула из-под простыни и одна кисть. Пальцы покрывала черная кровь, больше всего ее скопилось на суставах. А подушечки пальцев цветом соперничали с аквамарином. «Призовите на помощь ваше воображение, мистер Канцелярия. Вы знаете, что происходит с трупами на жаре!»
— Мистер Джастин Куэйл, пожалуйста, — позвал доктор Банда Сингх, совсем как дворецкий на королевском приеме.
— Я иду с тобой, — пробормотал Вудроу, не отставая от Джастина ни на шаг. Увидел, как доктор Банда отвернул простыню, чтобы открыть карикатурно искаженное лицо Тессы. Шею, в том месте где она носила ожерелье, прикрывала грязная тряпка. Как утопающий, последний раз вынырнувший из воды, Вудроу жадно вбирал в себя открывшееся его глазам. Черные волосы, прилипшие к черепу. Раздутые, словно у херувима, набравшего полный рот воздуха, щеки. Закрытые глаза, поднятые брови, полуоткрытый, словно в недоумении, рот, черная кровь, запекшаяся внутри, будто ей сразу вырвали все зубы. «Ты? — казалось, в изумлении вопрошала она, когда ее убивали, и губы даже образовали букву „о“. — Ты!» Но к кому обращала она этот вопрос? На кого смотрела перед тем, как ее веки окончательно опустились на глаза?
— Вы узнаете эту даму, сэр? — деликатно осведомился у Джастина инспектор Мурамба.
— Да. Да, узнаю, благодарю вас, — ответил Джастин, тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его. — Это моя жена, Тесса. Мы должны как можно скорее похоронить ее, Сэнди. Ей хотелось лечь в землю Африки. Она — единственный ребенок. Родителей у нее нет. Кроме меня, консультироваться насчет похорон ни с кем не нужно. Так что давайте как можно скорее предадим ее земле.
— Боюсь, дата похорон будет зависеть от полиции, — успел просипеть Вудроу и метнулся к раковине, чтобы выблевать свое сердце, тогда как Джастин стоял рядом, обнимая его за плечи и бормоча что-то успокаивающее.
* * *
Из святилища, личного кабинета посла, Милдрен медленно зачитывал заявление для прессы молодому человеку с невыразительным голосом, внимательно слушающему его на другом конце провода:
«Посол с прискорбием сообщает о смерти от рук убийцы миссис Тессы Куэйл, жены Джастина Куэйла, первого секретаря „канцелярии“. Миссис Куэйл умерла на берегу озера Туркана, неподалеку от Аллиа-Бэй. Был убит и ее водитель, мистер Ной Катанга. Миссис Куэйл будут помнить как страстного борца за права женщин в Африке, а также за ее молодость и красоту. Мы выражаем глубокое сочувствие мужу миссис Куэйл, Джастину, и ее многочисленным друзьям. Флаг посольства будет приспущен до последующего уведомления. Книга соболезнований выставлена в приемной посольства».
— Вы это передадите?
— Уже передал, — ответил молодой человек.
Вудроу жили в каменном доме с элементами тюдоровского стиля, каких хватало в большой английской колонии, расположенной на склоне холма в закрытом для посторонних пригородном районе Мутайга, на расстоянии вытянутой руки от «Мутайга-клаб», резиденции британского посла и резиденций послов других государств, о существовании которых многие узнавали впервые, проехавшись по тщательно охраняемым улицам и увидев таблички с их названиями среди других, на суахили, предупреждавших о наличии злых собак. После нападения на посольство США в Найроби Министерство иностранных дел выделило необходимые средства для того, чтобы снабдить дома сотрудников посольства, такого же ранга, как Вудроу, и выше, прочными металлическими воротами, которые могли выдержать удар грузовика. Ворота эти днем и ночью охранялись живописными гвардейцами и их многочисленными друзьями и родственниками. Проволоку забора, окружавшего сад, держали под напряжением. На заборе крепились кольца колючей проволоки. С наступлением темноты включались мощные прожектора, освещающие и забор, и подступы к нему. В Мутайге забота о собственной безопасности считалась хорошим тоном. Более бедный люд посыпал каменные заборы битым стеклом, средний класс мог позволить себе колючую проволоку, а уж безопасность дипломатов обеспечивали железные ворота, заборы под напряжением, датчики системы сигнализации на окнах и дверях и прожектора.
Вудроу жили в трехэтажном доме. Два верхних этажа дополнительно охраняла металлическая сдвижная перегородка, установленная на первой лестничной площадке. Ключ от нее был только у старших Вудроу. Архитектор использовал рельеф местности: дом стоял на склоне, и под первым этажом располагались две комнаты для гостей, отдаленно напоминающие тюремную камеру: выкрашенные белой краской стены, окна без занавесок, зато забранные стальными решетками. Но Глория, в ожидании гостя, украсила комнаты розами из сада, торшером из малой гостиной, телевизором и радиоприемником, справедливо рассудив, что сами они какое-то время смогут обходиться без оных. Конечно, это не номер в пятизвездочном отеле, доверительно сообщила она Элен, своей лучшей подруге, англичанке, которая вышла замуж за грека, работавшего в миссии ООН, но, по крайней мере, бедняжке будет где побыть одному. А тому, кто потерял близкого человека, побыть одному абсолютно необходимо. Глория испытала это на себе, когда умерла мама, но, разумеется, семейные отношения Тессы и Джастина несколько отличались от, скажем, традиционных, однако она, Глория, никогда не сомневалась, что любовь, во всяком случае со стороны Джастина, имела место быть, а вот что испытывала к мужу Тесса… откровенно говоря, Эл, дорогая, это знает только господь, а никто из нас уже никогда не узнает.