Советская разведка чувствовала, что за сделками Шальк-Голодковского прослеживается опасная для Москвы политическая линия. Видные западные немцы из числа самых последовательных антикоммунистов, например премьер-министр Баварии Франц Йозеф Штраус, охотно содействовали Шальку — просто потому, что немцы должны помогать немцам.
До 1968 года в Западной Германии в научных и правительственных изданиях вместо ГДР писали «советская оккупационная зона». В конце шестидесятых западные немцы решили, что ГДР будет существовать долго, если не всегда. Некоторые западные немцы считали, что у восточных братьев есть чему поучиться: Восточная Германия лучше хранит немецкие традиции, чем американизировавшаяся ФРГ, и вообще ГДР — бедная, но счастливая страна, где отношения между людьми более теплые, сердечные. Так что надо давать восточным немцам деньги уже сейчас, не дожидаясь объединения, рассуждали они. Чем лучше будут жить восточные немцы, тем с большим презрением станут относиться к социалистическому блоку.
Тщательно скрываемое ощущение общегерманской общности, которое стало проявляться в высших эшелонах ГДР, более всего и тревожило Москву.
«В 1983 году, — рассказывал Шальк, — я познакомился с Францем Йозефом Штраусом. Его курьер передавал мне списки политических заключенных, которые должны быть выпущены на свободу, или фамилии граждан ГДР, которые хотели воссоединиться со своими семьями в ФРГ. Письма были в запечатанных конвертах.
Диаконическая служба Штутгарта была уполномочена заключать товарные соглашения. После освобождения людей я или мой заместитель получали сообщение от Диаконической службы, что к ним поступил кредит от федерального правительства на такую-то сумму и в этих пределах может быть заключено соглашение о приобретении нужных ГДР товаров».
Александр Шальк-Гол од ковский получил повышение — его сделали статс-секретарем министерства внешней торговли, произвели в полковники. Они с женой Зигрид всегда были желанными гостями в ФРГ. Шалька встречали на границе и везли к Францу Йозефу Штраусу. Влиятельнейший политик из Баварии последовательно заботился о соотечественниках по ту сторону железного занавеса. Он добился выделения в 1983 году миллиардного кредита для ГДР.
Эрих Хонеккер был лучшим учеником в марксистском классе. Нигде реальный социализм не был таким успешным, как в ГДР, — но за счет советской помощи и денег ФРГ. Прежде всего это видела партийно-государственная элита. 24 февраля 1984 года в посольство ФРГ в Чехословакии обратились близкие родственники члена политбюро ЦК СЕПГ Вилли Штофа. Его племянница Ингрид Брег вместе с мужем, двумя детьми и свекровью хотели бежать на Запад. После долгих переговоров договорились, что они вернутся в ГДР и там получат разрешение на выезд. 1 марта семья вернулась домой, а 20 марта уже прибыла в лагерь для беженцев в Западной Германии.
На прогулке министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке иногда пускался в откровенность с сыном. Он говорил о своем разочаровании, о том, что граждане социалистического государства бегут на Запад, о тяжком положении в экономике:
— Посмотри на руководителей производства на Западе. Как они держат в руках свои концерны! И какую прибыль приносят! Разве наши так не могут? Что они, глупее? Нет, все дело в том, что мы не даем им возможности добиться той же производительности труда. Но я ничего не могу изменить!
Однажды он сказал членам политбюро:
— Если вы не примете всерьез то, что я вам сейчас сказал, не знаю, долго ли еще просуществует ГДР.
Никто не понял, шутит Мильке или нет.
Один из лучших знатоков немецкого языка Александр Яковлевич Богомолов, который попеременно работал то в аппарате ЦК КПСС, то в посольстве в Восточном Берлине, считал, что Эрих Хонеккер никогда не был другом Советского Союза.
— Никто на Западе не знает, как живут советские люди, — говорил Хонеккер своим помощникам. — И всем наплевать, как они живут, а мы на виду, на стыке социализма и капитализма. Поэтому СССР обязан нам помогать.
Летом руководителей социалистических стран собирали в Крыму. Многие первые секретари жаждали пообщаться с советскими вождями для поднятия авторитета. Но не хозяин Восточной Германии, считавший себя политиком более крупного уровня. В своем кругу тщеславный Хонеккер презрительно замечал:
— Зачем мне ездить в Крым, где я должен выслушивать какие-то лекции?
В Москве изо всех сил пытались помешать прямым и неконтролируемым контактам двух Германий. Летом 1984 года генеральный секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии Эрих Хонеккер собрался в ФРГ. Советские руководители возражали: не время. Это была настоящая ссора между вождями двух соцстран.
Делегация во главе с Хонеккером тайно прилетела в Москву. Вразумлять немцев взялись генеральный секретарь Константин Устинович Черненко, второй человек в партии Михаил Сергеевич Горбачев, министр обороны Дмитрий Федорович Устинов и секретарь ЦК по соцстранам Константин Викторович Русаков.
22 августа 1984 года заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Анатолий Сергеевич Черняев, прочитав стенограмму беседы, записал в дневнике: «Выламывание рук: рановато немцы решили, что они уже не вассалы, а партнеры. И обещания не ехать в Бонн не дали…»
После отъезда немцев заседало политбюро.
«Обсуждалась информация для партактива о «германо-германском казусе», — записал в дневнике Черняев. — Секретарь ЦК Зимянин попытался смягчить формулировки. Но на него насели, особенно министр обороны Устинов. Логика такая: не только Хонеккер, но и Кадар, и Живков, и даже чехи «паршиво» себя ведут. Мы, мол, твердим, что ситуация все ухудшается из-за «Першингов» в Европе, а они как ни в чем не бывало обнимаются и с ФРГ, и с Италией, и с Англией. Мы же интеллигентничаем, боимся им прямо сказать… а мы имеем право им сказать, что так не пойдет.
Устинова поддержал председатель КГБ Чебриков, на пятьдесят процентов Горбачев, и всё, за исключением одной фразы, было оставлено, как предложено. Смысл: мы, мол, еще в июне, в беседе Черненко с Хонеккером, сказали, что в Бонн ехать не надо, а нас не слушают и продолжают готовить визит…»
Зависимость от СССР ослабла. Советский Союз по-прежнему боялись, но видели, что он мало что может дать. Соревнование с Западом было проиграно.
Советский Союз щедро снабжал нефтью Восточную Европу. Западные экономисты фиксировали: советская экономика не характеризуется эффективностью и, вероятно, теряет впустую большое количество энергоносителей. Из-за роста внутреннего спроса Советский Союз вынужден был уменьшить поставки, что усугубило серьезные экономические проблемы социалистических стран.
В ходе холодной войны выиграли страны, минимально тратившиеся на военные нужды. Советский Союз, который ориентировал экономику на оборону, пострадал больше всех. В стране нарастало глухое раздражение. Некоторые продукты исчезли вовсе. В городах вводили талоны на мясо и масло. Все становилось дефицитом. Экономика возвращалась к средневековому прямому обмену товарами и услугами.
В начале XX века ожидаемая продолжительность жизни в России была на пятнадцать лет меньше, чем в Соединенных Штатах. При Хрущеве произошел столь быстрый подъем продолжительности жизни, что разрыв с Соединенными Штатами был почти полностью ликвидирован. Однако при Брежневе началось снижение продолжительности жизни у мужчин, и разрыв быстро нарастал. Модернизация экономики не происходила. Политическое руководство — клуб пенсионеров — не соответствовало потребностям страны.