– Я и не собирался просить их сделать это до тех пор, пока мне не удастся получить подтверждение имеющихся у нас данных, – резко заметил Смайли.
– Да, но ведь как раз этого ты сделать и не можешь, разве не так? – возразил Лейкон, словно начиная играть другую роль. – Ты можешь проводить расследование только в Англии. Ни на что другое у тебя нет полномочий, исходя из положения о твоей организации.
– Но не проведя предварительной разведки по имеющимся данным…
– Но, Джордж, что конкретно ты подразумеваешь под этим?
– Засылку своего агента.
Лейкон поднял брови и повернул голову, этим жестом сильно напомнив Гиллему Молли Микин.
– Какими методами ты будешь действовать – не мое дело, детали операции – тоже. Но совершенно ясно – ты не можешь сделать ничего, что могло бы вызвать недовольство, ибо у тебя нет денег и нет фондов. – Он подлил в бокалы вина, пролив немного на стол. – Вэл! – требовательно позвал он, – Тряпку!
– Ну почему же, кое-какие деньги у меня есть.
– Но не для этих целей. – От вина на скатерти осталось пятно. Гиллем посыпал его солью, а Лейкон приподнял ткань и подложил под нее кольцо для салфетки, чтобы не испортить полированный стол. Последовало довольно долгое молчание, прерываемое лишь звуком падающих на паркетный пол капель.
Наконец Лейкон сказал:
– Это твое, и только твое дело – определять, на что могут идти те деньги, которые у тебя есть.
– А ты не мог бы подтвердить это письменно?
– Нет.
– А могу я сослаться на твое разрешение предпринять те шаги, которые необходимы для подтверждения или опровержения имеющейся информации?
– Нет.
– Но ты не будешь чинить мне препятствий?
– Поскольку я ничего не знаю о методах, которыми ты действуешь (от меня этого и не требуется), в мои обязанности отнюдь не входит что-либо тебе указывать.
– Но поскольку я официально обращаюсь к… – начал Смайли.
– Вэл, ты принесешь мне когда-нибудь тряпку?! Как только ты обращаешься ко мне официально, я полностью умываю руки и знать тебя не знаю. Масштабы допустимых действий определяет Комиссия по определению разведывательной политики, а не я. Ты представляешь им свою просьбу и свои предложения. Они тебя выслушивают. И с этого момента все решается между вами. Я – всего лишь посредник. Вэл, принеси наконец тряпку, оно растеклось повсюду!
– Понятно, значит, на плахе оказывается моя, а не твоя голова, – подвел итог Смайли, словно разговаривая сам с собой. – А ты остаешься беспристрастным наблюдателем. Это мне очень хорошо известно.
– Оливер – не бесстрастный наблюдатель, – жизнерадостно сказала госпожа Лейкон, возвращаясь в комнату с дочкой на руках – девочка была в ночной сорочке и причесана. – Он страшно тебя поддерживает, да, Олли? – Она вручила Лейкону тряпку, и тот начал промокать пролитое вино. – Он у нас теперь стал настоящим ястребом. Даже больше, чем американцы. Ну же, теперь скажи всем: «Спокойной ночи!» Пенни, давай-давай. – Она по очереди поднесла ребенка ко всем, сидевшим за столом. – Сначала господину Смайли… господину Гиллему,… а теперь папочке… Джордж, как поживает Энн? Надеюсь, она не уехала снова из Лондона?
– О, у нее все хорошо, благодарю вас.
– Ну ладно, не отступай, пока не получишь от Оливера все, что тебе от него нужно. Он в последнее время стал ужасно важным и надутым – ведь ты не станешь этого отрицать, Олли?
Женщина ушла танцующим шагом, напевая ребенку какие-то только им двоим известные песенки-загадки:
Буки-злюки за забором,
Буки-злюки во дворе,
И Поттиферу крышка!
Лейкон проводил ее восхищенным взглядом.
– Да, вот еще что, Джордж: ты собираешься как-то привлечь к этому американцев? – спросил он будто бы между прочим, как о чем-то, не имеющем большого значения. – Ты же знаешь, это всегда помогает представить дело в выигрышном свете. Пригласи американцев – и ты одержал победу над комиссией, даже не сделав ни одного выстрела. А уж Министерство иностранных дел просто будет у тебя в кармане
– Я бы предпочел пока действовать самостоятельно. «Kaк будто зеленого телефона вовсе нет и никогда не было», – подумал Гиллем.
Лейкон задумался, медленно вертя бокал в руке.
– Жаль, – наконец произнес он. – Очень жаль. Кузены не задействованы, фактора паники нет… – Он окинул взглядом не слишком импозантную фигуру коренастого полного человека перед ним. Смайли сидел, сцепив кисти рук и прикрыв глаза, – казалось, он дремлет. – И никаких других способов заставить их поверить, – продолжил Лейкон, явно высказывая те выводы, к которым он пришел на основе осмотра внешности Смайли. – Министерство обороны ради тебя палец о палец не ударит. В этом можешь быть уверен. То же самое можно сказать о Министерстве внутренних дел. С Министерством финансов дело может повернуться и так и этак, а с Министерством иностранных дел все будет зависеть от того, кого они пришлют на это заседание и хорошо ли этот человек с утра позавтракает. – Он снова на некоторое время задумался. – Джордж!
– Да?
– Давай я пришлю к тебе кого-нибудь, кто разделяет твою точку зрения. Кто поможет все точно сформулировать, составит представление для комиссии и выступит с ним на заседании.
– Нет, спасибо, я думаю, справлюсь сам.
– Заставляйте его больше отдыхать, – советовал Лейкон Гиллему оглушительно громким шепотом во время пути к машине. – И пожалуйста, постарайтесь уговорить его не носить больше эти черные пиджаки и все такое прочее. Они вышли из моды вместе с кринолинами. До свидания, Джордж! Позвони мне завтра, если ты передумаешь и тебе понадобится помощь. Гиллем, пожалуйста, поосторожнее за рулем. Не забывай, что ты выпил.
Когда они выезжали за ворота, Гиллем произнес нечто весьма непочтительное, но Смайли был так плотно укутан пледом, что ничего не услышал.
– Значит, Гонконг? – спросил Гиллем. Никакого ответа: ни да, ни нет.
– И кто же этот счастливчик? Кого из оперативных сотрудников вы собираетесь послать? – немного погодя, продолжил Гиллем, не очень надеясь получить ответ. – Или, может быть, это все говорилось только для отвода глаз, чтобы одурачить Кузенов?
– Мы вовсе не пытаемся водить их за нос, – возразил Смайли, на этот раз задетый за живое. – Если мы хоть как-то привлечем их к этому делу, нас просто оттеснят, нам даже места не останется. Если мы этого не сделаем, у нас не будет никаких средств. Весь вопрос в том, как найти необходимый баланс, – И Смайли снова закутался в плед.
Но уже на следующий день – подумать только! – они были готовы.
В десять Смайли собрал оперативное совещание. Сначала говорил он сам, потом говорила Конни, а ди Салис ерзал на стуле и чесался. Он был очень похож на противного, неизменно вызывающего отвращение опекуна в комедиях периода французской Реставрации, пока не подошла его очередь высказаться, что он и сделал. В тот же самый вечер Смайли отправил телеграмму в Италию – настоящую телеграмму, а не просто шифровку, – подписанную кодовым именем Опекун, а копия этой телеграммы была приобщена к быстро увеличивающейся подшивке нового дела документов. Смайли написал текст, Гиллем вручил ее Фону, который тут же гордо отправился в круглосуточное почтовое отделение на вокзале Чаринг-Кросс. Если судить по тому, с каким торжественным видом Фон отбыл на почту, можно было подумать, что поручение отнести маленький желто-коричневый бланк было кульминационной точкой всей его до сего дня спокойной и упорядоченной жизни, в которой не было места ни для чего из ряда вон выходящего. Но на самом деле все было не так. До «краха» Цирка Фон работал в Брикстоне в качестве «охотника за скальпами». А его основной профессией была профессия «неуловимого убийцы».