– Она у тебя на плечах, – ответила Дорис.
Ди Салис продолжал наступать, совершенно забыв о приличиях. Он забыл обо всем, даже о записной книжке на коленях: ему нужно было только получить ответы на свои вопросы.
– Он вернулся, – пронзительно верещал он. – Хорошо.
Он заметно продвинулся по служебной лестнице. Он получил образование в России, он был почитателем России. Замечательно. Что было дальше?
Мистер Хибберт долго смотрел на собеседника. Его лицо было бесхитростным, так же как и взгляд. Он смотрел, как мог бы смотреть умный ребенок, не имеющий представления о хитрости и коварстве. И вдруг стало ясно, что мистер Хибберт больше не верит ди Салису, более того, он ему не нравится.
– Его уже нет, молодой человек, – сказал наконец Хибберт и, развернув вращающееся кресло, погрузился в созерцание морского пейзажа за окном.
В комнате было уже почти совсем темно, и только газ давал немного света. Серый пляж за окном был пустынен. На калитке сидела чайка, она казалась очень большой и черной на фоне последних отблесков заходящего солнца.
– Но вы сказали, что у него и сейчас по-прежнему скрюченная рука, – раздраженно прервал его ди Салис. – Вы сказали, что полагаете, что так оно и есть. Вы сказали это про сегодняшний день. Я слышал это в вашем голосе!
– Ну ладно, я думаю, мы уже достаточно утомили мистера Хибберта, – сказала Конни примирительно и, бросив строгий взгляд на ди Салиса, наклонилась, чтобы взять сумочку. Но ее соратника было трудно остановить.
– Я не верю ему! – закричал он пронзительным визгливым голосом. – Как? Когда умер Нельсон? Назовите нам даты!
Но старик только кутался в шаль и не отводил взгляда от моря.
– Мы были в Дареме, – сказала Дорис, все еще не поднимая глаз от вязания, хотя было уже слишком темно, чтобы вязать. – Дрейк приехал туда повидаться с нами на своем лимузине. У него был шофер, и еще с ним был помощник, он всегда его сопровождает – Тиу. Они когда-то вместе занимались мошенническими делами в Шанхае. Ему хотелось покрасоваться. Ко привез мне в подарок платиновую зажигалку и тысячу фунтов наличными для папиной церкви. Дрейк хвастался орденом Британской Империи – он у него был в коробочке. Он отвел меня в сторонку и пригласил приехать в Гонконг и стать его любовницей – и это прямо у отца под носом! Какая наглость! Он хотел, чтобы отец подписал какую-то бумагу. Поручительство. Сказал, что собирается изучать право в Грейз Инн. Подумайте только, в его-то годы! В сорок два! Говорят, некоторые учатся так поздно. Он-то, конечно, и не собирался всерьез учиться! Все это делалось для вида, все только разговоры, как всегда. Папа спросил у него: «А как Нельсон?» И…
– Подождите минуточку, пожалуйста, – снова ее прервал ди Салис, совершив еще одну непростительную ошибку. – Назовите дату, пожалуйста. Когда все это было? Мне нужны даты!
– В шестьдесят седьмом. Папа уже собирался на пенсию – правда, папа?
Старик не отозвался.
– Хорошо, в шестьдесят седьмом. В каком месяце? Поточнее, пожалуйста!
Он едва не сказал: «Поточнее, женщина». Конни уже всерьез начинало беспокоить его поведение. Но когда она еще раз попыталась удержать его, он не обратил на нее ни малейшего внимания.
– В апреле, – сказала Дорис, подумав немного. – Это было вскоре после папиного дня рождения. Именно поэтому он привез тысячу фунтов для церкви. Он знал, что папа не возьмет денег для себя, потому что папа не одобряет то, как Дрейк зарабатывает их.
– Отлично. Хорошо. Замечательно. В апреле. Значит, к апрелю шестьдесят седьмого Нельсон уже умер. А что рассказал Дрейк об обстоятельствах его смерти? Какие подробности? Вы что-нибудь помните?
– Он ничего не рассказывал. Никаких подробностей. Я вам говорила. Папа спросил, и он просто ответил: «Мертв», как будто Нельсон собака. Вот вам и братская любовь. Папе было так неловко, что он даже не знал, куда глаза девать. Отец был потрясен, это был удар в самое сердце – и тут же Дрейк, с безразличным видом, как будто его это совсем не трогает: «У меня нет брата. Нельсон мертв». А папа ведь еще продолжал молиться за Нельсона – правда, папа?
На этот раз старик ответил. В сумерках его голос звучал гораздо громче.
– Я всегда молился за Нельсона, я и сейчас по-прежнему молюсь за него, – сказал он просто. – Когда он был жив, я молился о том, чтобы так или иначе он выполнил свое Божественное предназначение в мире. Я верил, что он способен свершить великие дела. Дрейк – тот нигде не пропадет. Он крепкий парень Его так просто из седла не выбьешь. Но свет у дверей Миссии Жизни Господней горел бы не напрасно, если бы Нельсон Ко сумел помочь в создании справедливого общества в Китае. Пусть Нельсон называл бы его коммунизмом. Неважно, как называть. Но в течение трех долгих лет мы с твоей матерью отдавали ему нашу христианскую любовь, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь – ты, Дорис, или кто-то еще – говорил, что свет Божественной любви может погаснуть навсегда. Его не могут погасить ни политическая борьба, ни меч. – Он глубоко вздохнул. – А теперь, когда он мертв, я молюсь о его душе, точно так же, как я молюсь о душе твоей матери, – закончил он, и почему-то казалось, что его последние слова прозвучали не столь убежденно. – И если это наивные глупости – пусть так.
Конни уже совсем поднялась уходить. Она знала, что важно вовремя остановиться; она хорошо чувствовала обстановку, и ее пугал ди Салис, который шел напролом, не зная удержу. Но тот взял след и, учуя его, остановиться не мог.
– Значит, он умер не своей смертью, да? Вы сказали: политическая борьба и меч. Какая политическая борьба? Это Дрейк вам так сказал? Ведь по-настоящему убивали относительно редко, вы же знаете, Я уверен, вы что-то скрываете от нас!
Ди Салис тоже поднялся, но встал не напротив мистера Хибберта, а рядом с ним и теперь отрывисто бросал вопросы вниз, на седую голову старика, как будто участвуя в имитационной игре «допрос» в Саррате.
– Вы были так безмерно любезны… – рассыпалась тем временем в благодарностях перед Дорис Конни. – Мы узнали все, что нам было нужно, и даже больше. Я уверена, что вопрос о возведении в рыцарское звание завершится благополучно, – сказала она со значением, явно адресуя эти слова в первую очередь ди Салису. – А теперь нам надо идти, и еще раз огромное спасибо вам обоим.
Но на этот раз ее намерение осталось невыполненным из-за самого старика.
– А еще через год он потерял и второго своего Нельсона – Господи, помоги ему и утешь, – своего малыша, – пробормотал он. – Увы, Дрейку предстоит одинокая старость. Это было его последнее письмо – да, Дорис? «Помолитесь за моего малыша Нельсона, мистер Хибберт» – так он написал. И мы молились за него. Он хотел, чтобы я прилетел в Гонконг и совершил погребальный обряд. Но я не мог этого сделать – сам не знаю почему. По правде сказать, я никогда не любил очень пышные похороны.
Тут ди Салис буквально набросился на старика, словно хищная птица на жертву, при этом его лицо выражало неподдельное ликование – на него было страшно смотреть. Он наклонился прямо над Хиббертом, в возбуждении схватил край шали, в которую тот кутался, и зажал его в кулаке.