Обещания принести мировую революцию на штыках Красной армии были услышаны во всем мире. И восприняты как прямая военная угроза. Значит, большевики не только пытаются подорвать мир и спокойствие изнутри с помощью местных компартий, но и намерены устанавливать повсюду социализм с помощью вооруженной силы.
Вот почему все двадцатые и тридцатые годы от Советской России пытались отгородиться и не верили вполне миролюбивым речам советских дипломатов. Слова, предназначенные для внешней аудитории, никак не соответствовали тому, что партийные руководители и военные произносили внутри страны.
Победа в Гражданской войне показала, что советское правительство твердо контролирует всю территорию России. Противники большевиков бежали и превратились в эмигрантов. При всей симпатии к ним западные правительства больше не могли игнорировать реальность — Россия слишком значительная страна, чтобы вовсе не поддерживать с ней отношения.
Правда, процесс признания Советской России растянулся на десятилетие. Основная часть мирового сообщества не желала иметь дело с коммунистическим правительством.
Бывший американский посол в России Дэвид Фрэнсис писал в 1922 году: «Я выступаю за искоренение большевизма, потому что это пятно на цивилизации ХХ века и вдобавок потому, что в наших интересах уничтожить его там, где он появился на свет. Я говорю о «наших интересах» с двух позиций. Во-первых, если дать большевизму разрастись в России, это приведет к беспорядкам во всех странах. Во-вторых, наш долг перед русскими людьми, которые всегда были расположены к Америке, освободить их страну от ущерба и позора, причиненных ей советской властью».
Мировая революция была для большевиков не просто лозунгом, а задачей дня. С октября 1917 года руководители новой России подталкивали своих единомышленников по всему миру к вооруженному восстанию и революционной работе, снабжали компартии разных стран деньгами и оружием. Но уже после Гражданской войны, когда Советская Россия осознала свои государственные интересы, выяснилось, что прямая и откровенная поддержка подпольной деятельности компартий ей только вредит. Попытка наладить отношения с любым государством наталкивалась на требование соответствующего правительства прекратить поставки оружия местной компартии и не призывать ее к вооруженному восстанию.
Нарком по иностранным делам Георгий Чичерин первым почувствовал необходимость умерить рвение Коминтерна. Иначе ни одна страна не согласится признать Советскую Россию. Летом 1921 года Чичерин обратился с письмом к Ленину, обращая его внимание на поведение латышских коммунистов, которые обещали поднять восстание в Риге, совершали террористические акты и нелегально доставляли в Латвию оружие. По словам Чичерина, это вредит «нашим отношениям с Латвией, так и нашему международному положению вообще». Никто же не сомневается в том, что это делается по команде из Москвы.
Политбюро обсудило послание Чичерина и приняло решение: обратить «внимание коммунистов Эстонии, Латвии и Литвы на то, что им необходимо сообразовать свою политику с особенностями международного положения РСФСР… ЦК просит коммунистов Эстонии, Латвии и Литвы проявлять наибольшую осмотрительность как во внешней, так и во внутренней политике, приняв во внимание указание ЦК РКП о том, что в настоящий момент не может быть и речи о военной помощи им со стороны РСФСР».
Интересы мировой революции все больше входили в противоречие с интересами Российского государства. Уже в феврале 1918 года на заседании ЦК, наверное, в первый раз прозвучала формула: в мировой политике «государство принуждено делать то, чего не сделала бы партия».
Она вызвала возражения: неужели сиюминутные интересы государства должны поставить крест на великой цели мировой революции? Кандидат в члены политбюро и главный редактор «Правды» Николай Иванович Бухарин провозглашал на IV конгрессе Коминтерна:
— Каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию, распространение Красной армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции.
Недоуменные вопросы обращались к Ленину, поскольку он, выдвинув лозунг всемирной пролетарской революции, сам призывал к созданию Советской республики. Это же Владимир Ильич сказал: «Как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы незамедлительно схватим его за шиворот».
Оправившись от обширного инсульта, в июне 1920 года президент Вудро Вильсон объявил, что американцы могут на свой страх и риск торговать с Советской Россией, но власти США не несут никакой ответственности за эти операции.
В январе 1921 года европейцы договорились покончить с интервенцией и прекратить блокаду России. Достаточно окружить ее «санитарным кордоном», то есть буферными государствами, чтобы к ним не проникал зловредный вирус анархии. Эта идея одновременно носила антинемецкий характер — хотели помешать России и Германии объединиться, хотя в ту пору союз Москвы и Берлина казался нереальным.
Президент Франции Жорж Клемансо заметил британскому премьеру Дэвиду Ллойд Джорджу:
— Мы должны присматривать за большевиками. Надо окружить их колючей проволокой, но не тратить на это деньги.
В марте 1921 года Лондон подписал с Москвой торговое соглашение, и только через три года установит дипломатические отношения.
Тяжелый неурожай 1921 года заставил Москву обратиться за помощью к международной общественности. Советскую Россию большинство государств не признавали, поэтому просьбы о помощи передавались не напрямую, а по радио.
В нашей стране известно, что сделал Международный Красный Крест под руководством норвежца Фритьофа Нансена. Но объем его помощи в несколько раз меньше той, что оказала Американская администрация помощи (American Relief Administration, сокращенно АРА).
После Первой мировой войны из различных уголков разрушенной Европы шли отчаянные призывы о помощи — мужчины остались без работы, женщинам нечем кормить детей. Министр труда (и будущий президент США) Герберт Гувер предупреждал: от голода могут погибнуть двести миллионов человек во вражеских странах и столько же в рядах победителей. Американцы колебались между уверенностью в том, что Соединенные Штаты уже сделали достаточно для победы над Германией, и желанием помочь. Победило последнее.
Президент Вильсон назначил Герберта Гувера, горного инженера из Айовы, руководить оказанием помощи странам Европы. Вильсон им восхищался. Бедняк-сирота, Гувер окончил престижный Стэнфордский университет и проложил себе путь наверх. Успешно занимался бизнесом, много заработал и охотно тратил деньги на благотворительность.
Герберт Гувер, «продовольственный диктатор Европы», получил сто миллионов долларов из США и шестьдесят два миллиона из Англии. Он открыл кухни, чтобы кормить миллион детей. Он отправлял грузы с продовольствием, одеждой и медикаментами в самые пострадавшие районы Европы.
Американцы откликнулись и на просьбу Алексея Максимовича Горького о помощи в июле 1921 года, хотя отношений между двумя странами не было.