Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны | Страница: 76

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Едва он вернулся в Москву, нарком обороны Ворошилов написал ему записку:

«Миша!

Скажи откровенно: не вляпаемся мы на открытом суде в шахтинском деле? Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности, краевого ОГПУ?»

Томский счел нужным ответить, что дело ясное. Но недаром Ворошилов чувствовал, что все это было липой…

В октябре 1928 года умер известный ученый-металлург, член-корреспондент Академии наук Владимир Ефимович Грум-Гржимайло, брат знаменитого географа. Его предсмертное письмо попало в эмигрантскую печать: «Все знают, что никакого саботажа не было. Весь шум имел целью свалить на чужую голову собственные ошибки и неудачи на промышленном фронте… Им нужен был козел отпущения, и они нашли его в куклах шахтинского процесса».

Процессы такого рода играли еще и мобилизующую роль, потому что мнимых вредителей объявляли агентами и пособниками иностранных разведок: вредители вели дело к войне. На пленуме ЦК в апреле 1928 года глава правительства Алексей Иванович Рыков всерьез говорил о планах вредителей, которые будто бы орудовали в Шахтинском районе Донбасса:

— Полностью подтверждена связь этих «деятелей» с польской разведкой. Причем интересно, что они рассчитывали создать в результате вредительской работы кризис топливного хозяйства Союза к моменту завершения реорганизации польской армии, приблизительно к 1929–1931 годам. Нельзя, конечно, делать из этого вывод, что от успеха вредительской деятельности этой организации непосредственно зависит нападение на наш Союз. Наступление войны определяется, разумеется, не окончанием реорганизации враждебной нам армии или успехами вредительской организации у нас в тылу, а всей совокупностью политической обстановки в Европе и соотношением классовых сил в буржуазных государствах.

Но несомненно, что поляки имели возможность готовиться к войне с нами не только путем организации своих вооруженных сил, но и дезорганизацией нашего хозяйства, заключил Рыков. Он задался вопросом:

— Правильно ли мы поступили, что привлекли немцев к ответственности? Вообще говоря, политическая партия должна подчинять те или иные процессы вопросам политики, а вовсе не руководствоваться абстрактным принципом наказания виновных по справедливости. Если нам выгодно, то можно, конечно, и заведомых жуликов оставить на свободе. Ничего преступного, с точки зрения интересов рабочего класса, в этом нет. И к вопросу об аресте немцев нужно подходить не столько с точки зрения интересов нашей уголовной практики или принципа «справедливости», сколько с точки зрения нашей «большой» политики.

Нам казалось, что, поскольку у иностранных специалистов, привлекаемых к работе у нас, выходит «смычка» с заговорщиками против советской власти, то где-нибудь надо ударить так, чтобы в другой раз было неповадно, заявил Алексей Рыков. Не подозревал он, конечно, что через несколько лет и его самого выведут на такой же липовый процесс и расстреляют…

На пленуме ЦК об опасности вредительства предупреждал и Андрей Александрович Жданов, секретарь Нижегородского губкома:

— Мы в нашей губернии, за последние месяцы в особенности, имеем целый ряд случаев поджогов и аварий, из которых мы считаем не все случайными. Мы имеем целый ряд пожаров, в частности на Сормовском заводе, имеем целый ряд аварий, участившихся в последнее время, когда наиболее важные, жизненные части предприятий, выводятся из строя, как-то: трансформаторы, шкивы, электромоторы и так далее и тому подобное. Тут, несомненно, имеются и не случайные причины.

Мы установили такие вопиющие факты, что на заводах, где мы обследовали противопожарную охрану, перед пожарным сараем, в котором находились машины, имелась неразметенная куча снега, которая в случае пожара не давала возможности вывести машины из сарая. В другом месте вода в бочках оказалась замерзшей, в третьем месте дежурные спали, рассказывал Жданов.

Слушавший его с изумлением Станислав Викентьевич Косиор, секретарь ЦК, откликнулся с откровенной издевкой:

— Это тоже вредительство, когда дежурные спят?

Но, похоже, один Косиор сообразил, что Жданов, сам того не желая, наглядно показал: мифическое вредительство есть на самом деле элементарное разгильдяйство и неспособность справиться со своими обязанностями.

От Станислава Косиора, которого смущали притянутые за уши обвинения, Сталин со временем избавился — расстрелял в 1939-м. А на точно следовавшего партийной линии и сметливого Андрея Жданова обратил внимание и вознес его на вершину власти.

С «шахтинского дела» начались совершенно одинаковые процессы. Они должны были показать стране, что повсюду действуют вредители, они-то и не дают восстановить промышленность и вообще наладить жизнь. А вредители — бывшие капиталисты, дворяне, белые офицеры, старые специалисты. Они не случайно поддерживают связи с иностранными посольствами. Все они — агенты империалистических разведок, готовящих военную интервенцию.

11 ноября 1930 года в московских газетах было опубликовано обширное обвинительное заключение по делу контрреволюционной организации «Союз инженерных организаций» («Промышленная партия»). Самым известным из обвиняемых был профессор Леонид Константинович Рамзин.

Советские люди узнали, что Объединенное государственное политическое управление выявило наконец центр всей вредительской деятельности в стране.

«Промпартия», согласно этому документу, объединила «все отдельные вредительские организации по различным отраслям промышленности и действовала не только по указаниям международных организаций бывших русских и иностранных капиталистов, но и по прямым указаниям правящих сфер и генерального штаба Франции по подготовке вооруженного вмешательства и вооруженного свержения Советской власти».

Деятельностью вредителей из-за рубежа руководил, утверждали чекисты, Торгпром — находящееся в Париже объединение «крупнейших заправил дореволюционной промышленности, поставившее своей задачей политическую работу по борьбе с Советской властью за возвращение своих бывших предприятий». Руководители Торгпрома Денисов и Третьяков значились в списке кандидатов на пост министра торговли и промышленности в будущем правительстве России.

Трагическая ирония состояла в том, что к моменту начала процесса над «Промпартией» эмигрант Сергей Николаевич Третьяков уже два года работал на советскую разведку под псевдонимом Иванов.

Причем Сергей Николаевич подробно описал для советской разведки реальное состояние Торгпрома: «В настоящее время Торгово-промышленный союз (Торгпром) не имеет никакого значения, он захирел, денег у него нет, находится он в маленьком помещении, служащих трое, да и те не знают, получат ли они жалованье первого числа».

Работавший с ним сотрудник советской разведки получил указание из Москвы: «Необходимо, чтобы он выяснил, существует ли, и если да, то в каком виде, тот центр, который объединяет и руководит деятельностью вредителей. Мы полагаем, что Торгпром таким центром не является».

Эта фраза из письма Иностранного отдела ОГПУ дорогого стоит: через несколько месяцев в обвинительном заключении по делу «Промпартии» именно Торгпром будет назван главным центром вредительства в СССР. Иначе говоря, чекисты знали, что к чему, но продолжали сооружать абсолютно липовое дело.