Секретариат горкома партии принял решение:
«1. В целях руководства работой по формированию рот и батальонов из числа трудящихся г. Москвы — создать Городской штаб формирований трудящихся в следующем составе: т. Чугунов (начальник штаба), т. Чесноков (штаб МВО), т. Шелепин (МГК ВЛКСМ), т. Черных (горвоенком), т. Сергеев (горсовет Осоавиахима).
2. Обязать РК ВКП(б) формирование рот и батальонов закончить 14 октября и немедленно приступить к их обучению по сокращенной программе. Для руководства формированиями создать районные штабы в количестве 3—5 человек».
Начальником охраны Московской зоны назначался заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга Иван Александрович Серов. В армейских делах он не был новичком.
В 1925 году Ивана Серова призвали в армию и отправили учиться в Ленинградскую пехотную школу. После окончания школы служил командиром огневого взвода. Видимо, служба в артиллерии у него получалась, потому что его командировали на артиллерийские курсы усовершенствования командного состава РККА. После курсов он получил под командование батарею, со временем стал помощником начальника штаба полка, а потом исполнял обязанности начштаба. С этой должности Серова в январе 1935 года отправили в Военно-инженерную академию, откуда через год в звании майора перевели в Военную академию имени М.В. Фрунзе, которую он успешно окончил в январе 1939 года.
Серов собирался быть кадровым военным. Но из академии приказом Главного политического управления Рабоче-крестьянской Красной армии его распределили не в войска, а в Народный комиссариат внутренних дел.
При наркомате создавался штаб охраны Московской зоны, которому подчинялись все войска НКВД в зоне, милиция, райотделы внутренних дел, истребительные батальоны и заградительные отряды.
Другого заместителя наркома комиссара госбезопасности 3-го ранга Богдана Захаровича Кобулова назначили ответственным за бесперебойную работу правительственной ВЧ-связи, которая позволяла Сталину и Генштабу вести переговоры со штабами фронтов и армий. Кобулов работал с Берией в ГПУ Грузии с 1925 года и был самым близким к Лаврентию Павловичу человеком. Кобулов ходил по коридорам Лубянки в одной рубашке с засученными рукавами, огромный живот колыхался. Все, кто шел навстречу, испуганно жались к стене.
Когда на танкоопасном направлении Волоколамск-Клин образовался участок в тридцать километров, который нечем было прикрыть, Жуков приказал сформировать сводный полк из курсантов Московского пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР. Командиром полка стал начальник училища полковник Семен Иванович Младенцев, удостоенный звания Героя Советского Союза за Финскую кампанию. В полку десять рот — 1330 курсантов, 130 красноармейцев и 112 офицеров.
Под дождем курсанты за полтора дня прошли восемьдесят пять километров и заняли оборону на берегу реки Ламы («Красная звезда», 23 октября 2008). 12 октября вступили в бой. Погибла половина курсантов. 16 ноября всем, кто выжил, присвоили звание лейтенант.
В «Красной звезде» появилась знаменитая статья Ильи Григорьевича Эренбурга «Выстоять!» Там впервые было сказано, что немецкие войска подошли к столице: «Враг грозит Москве. У нас должна быть одна только мысль — выстоять… С востока идут подкрепления… Мы должны выстоять. Октябрь сорок первого года наши потомки вспомнят как месяц борьбы и гордости. Гитлеру не уничтожить Россию! Россия была, есть и будет!»
Прочитав статью Эренбурга, ответственному редактору «Красной звезды» Давиду Ортенбергу позвонил страшно недовольный партийный руководитель столицы Александр Щербаков:
— Что вы разводите в Москве панику? Почему раньше Совинформбюро выскакиваете?
Редактор «Красной звезды» Ортенберг был человеком смелым и уверенным в себе. Считая, что читателю важно получать информацию с фронта, иногда даже игнорировал замечания цензоров, о чем начальник Центральной военной цензуры полковник Черствый немедленно информировал отдел печати ЦК партии.
«Когда на московском направлении образовались большие бреши и противник наращивал удары по столице, — вспоминал Давид Ортенберг, — и передовая статья, и репортаж о воинах, идущих на фронт, скажу, не боясь преувеличений, были для нашего читателя как глоток воды для путника в пустыне.
Конечно, мы печатали это с некоторым опасением — не окажем ли услугу немецкой разведке. После публикации мне позвонил начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков и задал такой вопрос:
— Не открываешь ли ты наши карты абверу?
Поскольку его опасение было выражено в вопросительной, а не в утвердительной форме, я тоже задал ему вопрос:
— У тебя есть весы?
— Какие весы?
— Обыкновенные. На одну положи моральную пользу наших сообщений для наших же войск, а на другую — немецкую разведку. Какая из них перевесит?
Он рассмеялся, и на том наш разговор закончился». Но пренебречь указаниями Щербакова Ортенберг не мог.
На защиту столицы бросили все, что еще оставалось в распоряжении командования. В самые страшные месяцы войны москвичи по существу заменили действующую армию, которая не в силах была остановить вермахт, отступала и едва не сдала столицу. Осенью сорок первого москвичи уходили на фронт добровольцами. Прежде всего записывались в дивизии народного ополчения.
Формирование этих дивизий было актом отчаяния.
Еще 4 июля с грифом «не опубликовывать» Сталин подписал постановление Государственного Комитета Обороны «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения».
Добровольного, правда, было маловато. Зачисляли в народное ополчение мужчин в возрасте от семнадцати до пятидесяти пяти лет, за исключением рабочих оборонных предприятий и военнообязанных, уже получивших мобилизационные предписания. Предполагалось, что в народное ополчение возьмут тех, кто по возрасту или состоянию здоровья не может служить в регулярной армии. В Москве рассчитывали мобилизовать двести тысяч человек, в области еще семьдесят тысяч.
Столице предписали развернуть двадцать пять дивизий — по районному принципу, область готовила отдельные подразделения, которые вливались в уже развернутые части. Первые двенадцать дивизий приказали сформировать к 7 июля, то есть уже через два дня, остальные тринадцать — к 10 июля.
За мобилизацию отвечала тройка — первый секретарь райкома партии, военком и начальник райотдела НКВД. Но москвичи, даже никогда не державшие в руках оружие, белобилетники, вступали в ополчение и без партийного приказа. Надежды на то, что Красная армия легко даст отпор врагу, улетучились. Москвичи чувствовали, что они должны сами защитить родной город.
Полковник в отставке Абрам Гордон рассказал в журнале «Отечественная история»: 1 июля 1941 года он получил диплом об окончании педагогического института. 3 июля в речи Сталина прозвучал призыв вступать в народное ополчение, 4 июля был митинг в институте, а 5 июля начала формироваться 5-я дивизия народного ополчения Фрунзенского района Москвы.