Паук нажал на кнопку, и в дверь заглянула сдержанная, благовоспитанная Роузл Кормен, продавщица, помогавшая Мэгги.
— Роузл, будь добра, принеси вещи, которые купила Мэгги, — улыбнувшись, попросил Эллиот.
Паук и Мэгги были добрыми друзьями, но, когда Роузл ушла, Мэгги вздрогнула от мрачных предчувствий. Он жуткий диктатор. С другой стороны, он всегда прав. Она уже знала, что он не разрешит ей оставить тот костюмчик «летучая мышь» от Билла Бласса, который ей так понравился. Но что бы он там ни делал, огорчая ее, между ними оставалась тесная связь, основанная на прелести отказа обладать друг другом. Они нежно оберегали это отсутствие взаимных притязаний, ибо оно порождало нескончаемый поток теплоты, более важный, чем секс. И это они понимали. Сексом они могли насладиться — и наслаждались — с кем угодно. А душевное тепло — это редкость.
В свои тридцать два Спайдер Эллиот был, по мнению Мэгги, одним из самых красивых мужчин в мире, а Мэгги нравилось разбираться в природе тех тонкостей, что делают мужчин и женщин привлекательными. Ее острый, проницательный взгляд был натренирован и не упускал ни одной мелочи в механизме обольщения; если художник не является соблазнителем того или иного рода, ему никогда не стать звездой. Кое-что, несомненно, говорит в пользу Паука, думала она. Типичный американский «золотой мальчик» с великолепным телом, никогда не выходящим из моды. И его волосы — волосы натурального блондина, — с возрастом приобретшие более глубокий, богатый переливчато-золотистый оттенок… И его глаза — глаза викинга, — такие синие, словно в них вечно отражается море. Когда он улыбался так, как сейчас улыбнулся Роузл, эти глаза прищуривались, почти закрывшись, и напоминавшие солнечные лучики морщинки в уголках глаз становились резче, делая Паука похожим на веселого мудреца, возвратившегося из дальних краев и привезшего много занимательных историй. И даже его нос, сломанный в школьные годы в давно забытом футбольном матче, и крохотная щербинка на переднем зубе, придающая его лицу привлекательную грубоватость. Но главным, считала Мэгги, было особое умение Спайдера проникать в мысли женщины, с легкостью говорить на ее языке, обращаться к ней непосредственно, легко проникая сквозь барьеры различий в мужском и женском сознании, минуя все недомолвки и назойливые хитрости, обычно используемые для достижения цели. Он был посвящен в исконно женские чувственные тайны, и эта способность естественным образом выводила его на центральное место в эротически-нарциссианской атмосфере, царившей в «Магазине грез». Он вносил в нее необходимый контрапункт мужского начала, как паша в гареме. И как бы ни везло ему на женщин, он никогда не терял профессионализма. Если бы мужчины Беверли-Хиллз, Ла-Джоллы или Санта-Барбары догадывались о негласной репутации Спайдера как первостатейного бабника мирового уровня, поддерживаемой рассказами, несомненно исходящими из первых уст, они бы, наверное, не оплачивали с такой благодушной безотказностью сногсшибательные счета, поступавшие из магазина.
Роузл появилась снова, помощница катила за ней тяжелую тележку с вешалкой. Развешанное на плечиках скрывалось под белым льняным покрывалом. Билли Орсини придумала этот способ, оберегая тайны частной жизни покупателей, тайны, которые в большинстве других дорогих магазинов Беверли-Хиллз не считались достойными уважения. Сняв покрывало, Роузл сразу же покинула Эллиота и клиентку. Спайдер всегда работал с покупательницами в одиночку, чтобы в их беседу не вмешивались продавщицы, имевшие обыкновение влюбляться в платья, которые, несомненно, лучше выглядели бы на них, а не на женщине, которая намеревается их носить. Он и Мэгги внимательно просмотрели отобранную одежду. Некоторые вещи Спайдер пропускал без комментариев, некоторые отвергал, кое-какие просил Мэгги примерить, прежде чем принять решение, и она переодевалась за четырехстворчатой ширмой в углу просторной комнаты. Когда они просмотрели все покупки, Эллиот снял телефонную трубку и велел шеф-повару прислать им большой чайник чая «Эрл Грей», бутылку коньяка лучшей выдержки, икру и сандвичи с копченым лососем.
— Мы скоренько приведем в норму уровень сахара у тебя в крови, — заверил он измученную девушку.
Прихлебывая крепкий чай, щедро разбавленный коньяком, они отдыхали, будто скинув с плеч тяжелый груз.
— Знаешь ли ты, Мэгги, — лениво проговорил Эллиот, — что еще не выбрала самое важное платье из всех?
— А? — Из-за усталости и боли в спине она пребывала в расслабленной полудреме.
— Что ты собираешься надеть на церемонию вручения наград Академии, малышка?
— Кто его знает. Что-нибудь… Разве я недостаточно накупила, изверг?
— Еще нет. Ты что, хочешь уничтожить мою репутацию? Это представление будет передаваться через спутник на весь мир — аудитория в сто пятьдесят миллионов. На тебя уставятся триста миллионов глаз. Тебе следует надеть нечто абсолютно необычное.
— Черт возьми, Паук, ты меня пугаешь.
— Ты еще никогда не выступала в качестве главной распорядительницы на церемонии вручения наград. Лучше попросим Вэлентайн придумать для тебя что-нибудь действительно особенное.
— Вэлентайн? — В глазах Мэгги отразилась неуверенность. Она никогда не делала себе одежду на заказ, потому что в жестком распорядке ее дня не оставалось времени для многочисленных примерок.
— Ну да. И не беспокойся — ты найдешь время. Разве ты не хочешь потрясти этот чертов свет?
— Паучонок, — испытывая благодарное чувство, произнесла она, — если я расцелую твои ноги, ты ведь не подумаешь, что я тебя соблазняю, правда?
— У тебя силенок не хватит, — ответил он. — Посиди тут еще и обмозгуй один вопросик: каковы у Вито шансы пройти в претенденты? Только между нами…
— Неплохие, хорошие, блестящие, смотря как расценивать. Еще семь других картин по многим позициям включены в списки десяти лучших фильмов и имеют сильную поддержку. Конечно, я хочу, чтобы его наградили… Но я не поставила бы на это пари свою следующую зарплату.
— Как это тебе удается знать так же мало, как и мне? — с укоризной полюбопытствовал Эллиот.
— Таков шоу-бизнес. А что, есть признаки, что Билли это уже надоело? Она просто помешана на своем распрекрасном итальяшке.
— Надоело? Она скорее одержима. Вообще-то она никогда не отличалась мягкими обертонами чувств, по крайней мере, с тех пор, как я ее знаю. Если бы пришлось ждать еще несколько недель, однажды утром она проснулась бы и, подойдя к зеркалу, увидела леди Макбет. Черт побери, мне нравится Вито, он талантливый парень, но иногда мне хочется, чтобы Билли вышла замуж за того, кто занимается менее опасным делом: например, прыгает с парашютом или участвует в гонках на «Гран-при».
— Неужели дела так плохи?
— Хуже.
* * *
Пока Мэгги и Эллиот беседовали, Билли занялась осмотром запасов в отделе подарков. Глаза разбегаются — вывезенные из Китая старинные кашпо, серебряные вазы для печенья Викторианской эпохи, вышитые бисером нарядные сумочки XVIII века, французские пряжки для ботинок с бриллиантами, ограненными в виде розы, баттерсийские подсвечники, табакерки эпохи короля Георга и уголок товаров, который она называла «Мародерство в Пекине». Рассматривая наличное богатство, она по временам осторожно поглядывала на игорные столы в баре, где шестеро мужчин без особого азарта играли в триктрак, ожидая, пока их дамы делают покупки; в этой игре не меньше трех тысяч долларов перекочуют из рук в руки. «Магазин грез» превратился в самый популярный в городе мужской клуб, неформальный, но при этом доступный только избранной публике. Билли ухитрилась заметить двух женщин из Техаса, только что купивших по четыре одинаковые накидки из шерсти викуньи, отделанные шиншиллой, норкой, нутрией и, подумать только, кротом, выкрашенным в бежевую, коричневую и белую полоски. Сестры? Близкие подруги? Она никогда не могла понять женщин, покупающих одинаковые вещи. Отвратительно. Билли сознавала, что ее неприязнь к этим двум женщинам — всего лишь отзвук раздражения из-за того, что Вэлентайн еще не освободилась. Черт бы побрал эту клиентку Вэл — Маффи Вудсток, чахлое создание. И где Паук? Почему, черт возьми, его еще нет?