– А дальше? – хрипло спросила Фернанда.
– Мы занимались любовью, как когда-то с Клэр! С тех пор у меня всегда была подружка, пока я не уехала из Англии, но ни одна из них не могла вытеснить из моего сердца образ Клэр, никто не был столь же восхитителен, никого я не желала так, как ее, ни по кому не сходила с ума... Пока не повстречала тебя. – Голос Джорджины дрогнул, но сама она даже не пошевелилась, не протянула руку к Фернанде.
– Я не... Мне и в голову не приходило... Я никогда... – Фернанда запнулась, не решаясь посмотреть на Джорджину. Она была смущена и поражена тем, что только что узнала, к удивлению примешивался невольный и неодолимый восторг. Удобно расположившись в кресле в этой комнате, где царил полумрак, слушая мечтательный, прекрасный голос Джорджины и рисуя в своем воображении сцену девичьей любви, Фернанда вдруг почувствовала небывалое возбуждение. Да возможно ли такое? Ее никогда не волновали женщины... Конечно, подобные мысли посещали ее много раз, но она быстро прогоняла их, считая лишь простым любопытством. Всем в тот или иной момент приходит такое на ум, это еще ни о чем не говорит.
– Я знаю, что тебе «в голову не приходило», цыпленочек мой. Зачем, ты думаешь, я рассказала тебе про Клэр? Ведь не думаешь же ты, что я стала бы рассказывать об этом кому-то еще? Ферни, ведь тебя не устраивают мужчины, правда? Все считают, что ты сначала используешь мужчину в своих целях, а потом бросаешь его ради другого, но я-то знаю, что тебя просто никто из них не устраивает в любви. Я права?
– Я... да... Просто мне казалось, что это... Что-то не в порядке со мной...
– Такого просто не может быть! О, любовь моя, с тобой абсолютно все в порядке! Я чувствую, я напугала тебя своим рассказом, тем, что я испытываю по отношению к женщинам. Ты нервничаешь, напряжена, придумываешь всякие доводы против... Но что плохого, если ты один раз попробуешь... со мной? Только один разочек, как эксперимент... Если тебе не понравится, мы больше никогда не станем этого делать, забудем о том, что было, просто останемся лучшими друзьями. Я обещаю, потому что мне доставляет такое удовольствие быть с тобой. Я только тебе покажу. Тебе не придется ничего делать, ты даже рукой не пошевельнешь... И если ты попросишь меня прекратить, я немедленно прекращу... Я просто проведу урок для начинающих, как делала это в школе.
Да разве она может отказаться, разве она может вот так просто встать и уйти, подумала Фернанда. От волнения ей было трудно дышать.
– Только запри дверь! – с трудом выдавила она.
Пока Джорджина исполняла ее просьбу, она подумала, не лечь ли ей на кровать, но от волнения не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Она не знала, как это делается, и страшно переживала, но Джорджина подошла к ней, встала позади кресла и принялась гладить ее по волосам, да так успокаивающе, так нежно, что Фернанда почувствовала, как напряжение покидает ее.
– Вот так, хорошо. О, я так давно мечтала об этом, – приговаривала Джорджина, прижимая Фернанду к себе. – За обедом я всегда смотрела на тебя и представляла себе, каковы твои волосы на ощупь – мягкие, душистые, даже мягче, чем я себе представляла. Иди сюда, ложись на кровать. Дай мне посмотреть на тебя.
Она положила руку Фернанде под голову и поцеловала ее в лоб. Та вздрогнула от приятного предчувствия, вспоминая о том, как начала свой урок Клэр, откинулась на подушки, закрыла глаза и подставила губы под поцелуи Джорджины. Какой восхитительный рот, думала она, и так красиво очерчен; губы не знают помады и так теплы, так нежны; маленький острый язычок проникает в ее рот так осторожно, так неуверенно, не то что неуклюжий язык мужчины, всегда или слишком требовательный, или слишком большой.
Когда Джорджина прервала свой долгий поцелуй, Фернанда подумала, что она решила раздеться, и стала было расстегивать пуговицы на блузке, как вдруг почувствовала руку Джорджины на своей.
– Дай я сама раздену тебя. Я хочу быть твоей рабыней.
– Что?
– Твоей рабыней, любовь моя. Я хочу прислуживать тебе, все за тебя делать, выполнять все твои желания. Мы ведь никуда не спешим, у нас вся жизнь впереди. Чем дольше я смогу доставлять тебе удовольствие, тем лучше. О, как бы я хотела, чтобы все это длилось очень-очень долго. Я хочу, чтобы ты говорила мне, что делать.
– Так тебе говорила Клэр? – пробормотала Фернанда.
– Нет, я поняла это гораздо позже... Так можно я буду твоей рабыней?
– Да... конечно, да...
– Можно, я расстегну тебе блузку?
– Да.
Джорджина принялась очень медленно расстегивать пуговицы, и Фернанда слышала, как участилось ее дыхание, но, когда роскошные груди Фернанды вырвались на свободу, Джорджина не смела прикоснуться к ним, пока не получила разрешения. Только тогда она стала ласкать их кончиками пальцев, точно зная, какой силы должно быть прикосновение, чтобы доставить максимум удовольствия. Эти опытные, чувствительные пальцы знали, как возбудить в Фернанде желание, все приближаясь к соскам, но не касаясь их, так что соски напряглись, изнывая от желания, чтобы руки Джорджины наконец дотронулись до них. Но Джорджина медлила, ожидая приказаний.
Фернанда вся напряглась под этой изощренной пыткой, выгибая спину и шею и желая только одного: чтобы Джорджина сама попросила разрешения. Джорджина, ее раба! Но хотя теплое дыхание Джорджины согревало ей грудь, та молчала, и Фернанда наконец поняла, что рабу не позволено многого, и о более интимных ласках хозяину придется просить самому. Она облизнула палец и быстро дотронулась им до груди, словно подавая сигнал, и тогда раскрытые губы Джорджины немедленно устремились вниз, обхватив сосок и принимаясь со знанием дела, но очень осторожно посасывать его, стараясь не причинить боли, в отличие от большинства мужчин, в порыве страсти готовых на все.
– У нас вся жизнь впереди... Чем дольше, тем лучше, – приговаривала Джорджина, а Фернанда просто задыхалась от восторга.
Ей всегда хотелось, чтобы соски ей целовали гораздо дольше, чем было удобно мужчинам, и целовали именно так, чтобы наслаждение таилось в самом этом прикосновении. Ей не нравилось, что мужчины используют этот прием лишь для того, чтобы ее возбудить и скорее овладеть ею. Она повернулась на бок и полностью отдалась на волю Джорджины, ее полных губ, нежного языка и едва покусывающих зубов, совершенно не думая о своей рабыне, поглощенная лишь собой и своим наслаждением: сейчас рядом с ней находился не мужчина с его неудовлетворенным желанием, гонимый целью, которой непременно хочет достичь, а прекрасная, покорная рабыня, которой она, Фернанда, позволяла ласкать себя.
Долгие, восхитительные минуты, наполненные вздохами и обожанием, лишенные заданности и предопределенности, прошли, прежде чем Фернанда указала на застежку брюк, и Джорджина послушно расстегнула пуговицу, затем «молнию» и стянула их с Фернанды. На Фернанде были маленькие трусики, которые она не пожелала снять, чтобы испытать терпение Джорджины. Она не дотрагивалась до обнаженного тела подруги, лишь с удивлением смотрела на него из-под полуприкрытых век. Она еще не встречала женщины, у которой фигура была бы лучше, чем у нее; невысокая, одного роста с Джорджиной, она могла похвастаться гораздо более округлой и крепкой грудью, полной спиной и тонкой талией, более широкими бедрами. Неудивительно, что, одетая, она казалась толстушкой. Обнаженная, она была как богиня.