– Так что, похоже, Теда Коппела мы пропустили, – едва нашелся он что ответить.
– Похоже, – дружески и безлично улыбнулась ему Джез. – Хочешь посмотреть Джей Леноу?
– Нет, мне пора. Спасибо, Джез, до встречи, – сказал он, пулей вылетая прочь.
Джез в панике решила, что на занятия она явно опаздывает. Помимо всех прочих мерзостей, связанных с автошколой, тут еще и негде парковаться! Опоздает на занятия! Она почувствовала, как на шее и лбу выступили капельки пота – от волнения. Опоздает! На! Занятия! Одно звучание этих слов немедленно повергает ее в состояние кошмара.
После происшествия на дороге Джез тщательно и неспешно взвесила свои возможности. Ясно как божий день, что она – не единственный нарушитель правил дорожного движения в городе, недаром же тут понатыкано столько этих автошкол, в коттеджах своего же, калифорнийского производства, – наверное, нарушителей здесь никак не меньше, чем членов Общества анонимных алкоголиков в Беверли-Хиллз. Некоторые из этих школ объявляли, что рассчитаны только на одиноких, другие завлекали горячей пиццей, поданной в перерыве, третьи соблазняли клиентов волшебными фокусами и диснеевскими мультиками, а случалось, что кто-то и называл себя школой комедии. Та единственная, что располагалась неподалеку от ее дома, носила название «Легендарные комики».
Охая и постанывая при мысли о загубленной субботе, Джез решила позвонить и записаться к комикам, чтобы разделаться с квитанцией. Она примчалась к автошколе заранее и в удобное, как ей казалось, время, но обнаружила, что стоянка по субботам не работает, а вся улица вокруг школы буквально запружена автомобилями, припаркованными нос к носу.
– Подхалимы учительские, – фыркнула Джез, обливаясь потом в поисках места и стараясь погасить нарастающую тревогу.
В конце концов ей удалось найти свободное место в трех кварталах от школы, и, бросив там автомобиль, она со всех ног помчалась обратно, к неприглядному двухэтажному зданию на бульваре Пико. Ни в коридорах, ни на лестнице не было ни души, и, когда она влетела в комнату, где должны были проходить занятия, ее встретили свистом и аплодисментами.
– Вы опоздали на две минуты, – заметил инструктор, запирая за нею дверь. – Еще секунда – и было бы поздно.
– Спасибо, – выдохнула Джез, озираясь в поисках свободного стула.
Пустовал только один – в проходе в переднем ряду, прямо под носом у инструктора: похоже, желающих занять его не нашлось – пугали дурные воспоминания еще со школьной скамьи. Она пробралась вдоль прохода и опустилась на стул рядом со странно одетым человеком с огромными, черными и выгнутыми, как велосипедный руль, усами. Глаза незнакомца скрывала помятая форменная фуражка, глубоко натянутая на лоб, и темные очки.
Крошечный стул оказался жестче и меньше, чем она ожидала. Тряхнув головой, чтобы отгородиться от присутствующих упавшими на лицо волосами, Джез неотрывно смотрела прямо перед собой. Наверное, не нужно было спешить с записью в автошколу, подумала она вдруг. Еще пару месяцев могла бы и потянуть. Нет, школа лучше не будет, зато немного оправится она сама. С того самого вечера, неделю назад, когда к ней заявился Гэйб, она чувствовала себя непривычно опустошенной. Даже тяжелый график работы и масса дел в студии не сняли неприятного осадка и не помогли переключиться на другое. Она заметила, как Тоби с Мелиссой обмениваются озабоченными взглядами, не говоря ни слова. Джез отменила несколько запланированных ранее встреч, назначенных на конец недели, намереваясь пораньше лечь спать, но спала плохо, мучилась кошмарами, хотя наутро и не могла вспомнить, что в них так ее напугало.
Утром она поднялась еще более разбитой, чем когда ложилась. Будто бы вдруг на плечи обрушилась страшная тяжесть, пригибающая к земле, словно она пережила нечто ужасное и жестокое, а не просто встречу с Гэйбом. Ей казалось, что она постарела на несколько лет, прошла тяжелую жизненную школу и стала абсолютным циником. Каждый раз, открывая газету или включая телевизионную программу новостей, она задавалась вопросом: а стоило ли вообще подниматься с постели? Все казалось каким-то... безнадежным, бесконечно безнадежным. Если это депрессия – хотя с чего бы? – то как от нее избавиться?
Какова бы ни была причина этого состояния, ясно, что дело тут не в Гэйбе. В этом она уверена. Наконец-то ей удалось освободиться от этого призрака. Они встретились, даже целовались, и она поняла, что свободна. Ей выпал шанс высказать ему то, что восемь лет жгло ее сердце, и он вынужден был признать ее правоту. Она показала ему, каков он в истинном свете, – он лишь часть ее прошлого, скорее светлого и святого, несмотря на болезненный разрыв под конец.
Если следовать логике, размышляла Джез, и расставить все факты по своим местам, то справедливости ради нужно признать, что она многим обязана Гэйбу профессионально. Только у фотожурналиста можно научиться умению снимать из любой позиции в любых обстоятельствах, видеть объект в истинном свете. Так что она должна быть ему благодарна.
Она и была благодарна. Проведенные вместе годы – это бесценный опыт. Понятно, что за подобное образование нужно платить. Любая трезво мыслящая женщина это понимает. Вернуться назад и заново прожить свою жизнь ей не дано, это уж точно, и сегодняшняя ее реальность – это автошкола со спертым воздухом и набитым людьми помещением. Джез осторожно, краем глаза, окинула пространство с обеих сторон от себя, насколько позволяли пряди волос, из соображений защиты почти полностью закрывавшие ей лицо. Неряшливый сосед справа оказался высоким, с длинными руками, то и дело норовившими посягнуть на ее территорию: стулья были расставлены так плотно, что он не мог сдвинуться в сторону и освободить для нее чуть больше места. К счастью, с другой стороны оказался узенький проходик, но стул все равно сдвинуть не удавалось: он был привинчен к полу. Джез сжала губы в молчаливом отвращении: что толку злиться. Лучше не обращать внимания на этого человека. Ни реплик, ни взглядов, словно они в нью-йоркской подземке. Это единственный способ сохранить физическую дистанцию между нею и тем, к соседству с которым она приговорена судьбой на последующие восемь часов. Оборванец, похоже, был раза в три больше своего стула. Всем телом, от плеча до колена, он привалился к Джез. На ней были джинсы и рабочая рубашка, облюбованная еще во времена работы у Мэла Ботвиника, но сейчас куда более кстати пришлись бы шипы, чтобы отгородиться от этой ужасной и вынужденной близости.
Человек, закрывший за нею дверь, поднялся на подиум и начал речь.
– Меня зовут Маффет, я офицер полиции и ваш инструктор. Вы проведете здесь восемь часов. Любая попытка отвлечь мое внимание от предмета прежде, чем истекут ваши четыреста восемьдесят минут, будет пресекаться. И не пытайтесь отвлечь меня вопросами, нельзя ли закончить занятие пораньше, – я расцениваю подобные разговоры как попытку подкупа.
Инструктор, немолодой уже человек, бледен и суров, как тюремный охранник, подумала Джез. А где же обещанные легендарные комики? Почему здесь одни только неотесанные мужики и только одна, кроме нее, женщина?