Одна продавщица в магазине Сакса и другая в магазине Бергдорфа знали, что нужно миссис Килкуллен и время ее визитов. Довольные и польщенные ее доверием, ибо она всегда точно информировала их, куда направлялась, кого видела, в какой одежде нуждалась и особенно какие суммы могла потратить на это, они откладывали для нее вещи, как только начинался переучет и цены на наряды последнего сезона снижались. Частенько, когда к ним попадало платье, приобретенное для магазина сгоряча, просто потому, что оно вызвало восхищение, хотя его явно будет трудно продать покупательнице среднего уровня, потому что оно для особого случая и слишком высокого стиля, они не спускали глаз с такого платья. Если его вдруг перехватывала какая-нибудь умная женщина еще до переоценки, они искренне чувствовали душевную боль. Вскоре они стали откладывать такие вещи в свой ящик с личными покупками, чтобы уберечь от других. Лидди никогда не забывала посылать письма своим двум продавщицам из Европы, писала на почтовой бумаге с рекламой местных достопримечательностей, пересказывала им последние новости и сообщала, какой успех имели ее наряды.
Они знали ее размеры, которые оставались в пределах совершенной «восьмерки» на протяжении последних тридцати лет, и знали, что она не станет покупать платье, если оно предполагает дополнение в виде крупных бриллиантов. Им было известно, что миссис Килкуллен больше не желала обнажать свои предплечья или даже локти, они знали, что ее тонкая талия, великолепные плечи и маленькая грудь все еще были презентабельны, а ноги, как и раньше, оставались великолепны и что ей не надо надевать накидку на вечернее платье, потому что она могла себе позволить открывать гладкую, с хорошими мускулами спину. Лидди всегда соблюдала диету и каждый день проплывала положенные двести метров в своем бассейне. Работать с миссис Килкуллен было удовольствием, с удовлетворением замечала каждая из них, и ни одна не догадывалась о существовании другой. И обе они мечтали о предстоящей распродаже как о возможности снова сделать ей приятное.
– Все же она наша мать, – в конце концов вздохнула Ферни в телефонную трубку после небольшой паузы.
– Нельзя же неограниченно пользоваться правами матери, родив детей, – не такое уж это большое достижение. Даже ты смогла сделать это три раза без особенного труда.
– Вэл, ты слышала что-нибудь новенькое о Рэд Эпплтон, с которой наш отец, этот старый бродяга, встречается? – продолжала Фернанда, не отвечая на замечание Валери.
– Сегодня утром я разговаривала с одной знакомой из Нью-порт-Бич, и она сказала, что наткнулась на них вчера вечером в одном модном китайском ресторанчике под названием «Пять футов». Она сообщила, что они выглядели очень и даже очень довольными, – сердито заметила Валери.
– Не нравится мне все это. Совсем не нравится. Со дня фиесты не проходит и недели, чтобы мы не услышали о них.
– Она в два раза моложе его, – подумав, оценила Валери, – и выглядит великолепно.
– И нет сомнения, что отец влюблен по уши, – заключила Фернанда недовольным тоном. – Интересно, каков он в постели?
– Ну, уж это совсем отвратительно, – произнесла Валери. Фернанда всегда оставалась Фернандой.
– Не могу не согласиться с тобой, Вэл, дорогая. И все же неужели это тебя совсем не интересует? Скорее всего, что нет. В тебе нет ни капли нормального любопытства! Ни капли в твоих длинных, шикарных костях, не так ли? Ну хорошо, до завтра.
Валери потихоньку переключалась на приближающийся обычный обед с Билли, таким обычным Билли, красивым Билли, ничем не примечательным Билли Малверном, который всегда был хорош в постели. А вот Ферни ужом выскальзывала из супружеской постели, начав менять мужей много лет назад. По крайней мере, она не должна была связываться с этим ужасным Николини. Есть надежда, что Ферни быстро от него избавится. Правда, она сама создает себе проблемы, которые исчезнут вместе с Николини.
На следующий день Валери, вооружившись слегка затененными очками в широкой черепаховой оправе, которыми она обеспечивала себе достаточную степень непроницаемости, бродила по зданию, где будет проходить выставка дизайна жилых помещений, на Мэдисон-авеню. Время от времени она бросала взгляд на перечень отведенных под выставку комнат и список декораторов, которые занимаются их оформлением, назначенных по результатам проведенного жребия – из-за невозможности для любого комитета разумно разрешить проблему выбора, не начиная при этом полномасштабных военных действий.
Валери как-то однажды получила для оформления маленькую комнатку для горничной, где-то под самой крышей, в другой раз – бальный зал, а еще в какой-то год – самую трудную работу – кухню. Теперь она была довольна, ей досталась комната для оформления детской – не слишком маленькая, как комната горничной, не слишком техничная, как кухня, не чересчур большая, как бальный зал, который было кошмарно трудно заполнить. Люди всегда неразумно сентиментально настроены по отношению к детям, так что ее спальню на втором этаже посмотрят все.
Поскольку ее неотесанный, но потенциально полезный кузен Кейси Нельсон очень прохладно встретил ее идею декорировать детскую для маленького мальчика в стиле ковбойского Запада, Валери решила пойти по совершенно другому направлению. Она сделает комнату для девочек-двойняшек десяти лет. Десять лет – идеальный возраст, в котором дети еще сохраняются, как быстро замороженный продукт. В них нет еще ставящих в тупик проблем полового созревания, и фантазию не будет ограничивать мысль, что родителей беспокоит, как бы чего не произошло в комнате, пока они проводят свой уик-энд за городом. И потом, это позволит уйти от избитых штампов детской для маленьких.
Валери продвигалась через хаос, царящий в доме, в спасительных очках. У нее было великолепное зрение, но в очках она могла спокойно изобразить, что рассматривает что-то близорукими глазами, в то время как в действительности внимательно прислушивалась к тому, что говорили люди вокруг. Не подслушивала, конечно, но слушала, чтобы получить необходимую информацию. Удивительно, до какой степени можно стать невидимой с помощью очков и еще с помощью блузы чисто бежевого цвета и юбки, не украшенных каким-нибудь красивым поясом или интересными ювелирными украшениями.
Опыт в оформлении комнат для выставки научил Валери использовать момент и определять уровень конкуренции в первые же часы работы, пока никто никого не опасается. Все декораторы находились в голых, чаще всего малообещающих комнатах, и большинство из них сетовали на неудачное их расположение, неудачные размеры, количество окон, высоту потолка или какую-либо другую нежелательную особенность, с которой они вдруг столкнулись. Валери только взглянула на свою комнату на втором этаже, хотя ее ассистент, Крампет Ивз, уже была занята там измерениями. Пока есть время, она хотела собрать кое-какую информацию о своих соседях и участниках конкурса, которые могут составить конкуренцию. Много можно было также узнать и о том, каково общее мнение, что «идет» и что «не идет», ибо в мире интерьера вкусы способны измениться даже за ночь.
Валери Малверн знала, что она не творческая личность. Даже если бы она вдруг захотела бы стать ею, это было бы полной абстракцией, так же как любой мужчина мог бы пожелать стать Кевином Костнером, без горечи в душе и без искры бесполезной надежды.