Анабель де Фурман обладала тем счастливым сочетанием черт, которое при вполне средних внешних данных делало ее настоящей красавицей. У нее были безукоризненные кожа и зубы, а ее прямые, рыжеватые, в тициановском стиле, волосы всегда сияли невероятной чистотой. Губы раскрывались в широкой улыбке, носик был довольно длинный, а приятные серо-зеленые глаза примечательны… разве только своей добротой. Ее мягкое, гибкое тело всегда было столь ухоженным и благоухавшим, что никто не обращал внимания на ее несколько излишнюю полноту. У нее была роскошная грудь и полные бедра, но ни один мужчина не замечал ее довольно-таки короткой талии.
Ее единственное в жизни замужество уже в шестнадцать лет оказалось ошибкой, и Анабель решила, что никакие деньги не компенсируют ей скуку семейной жизни. После того как в девятнадцать она развелась с мужем, ее подобрал первый в ее жизни мужчина, обладавший достаточным состоянием, чтобы позволить себе безумные тайные траты на ее содержание. Он был членом палаты лордов и давним приятелем ее деда, видным шестидесятилетним мужчиной, которому она сохраняла верность последние десять лет его жизни, ставшие для него самыми лучшими из всех прожитых. Он многому научил ее, открыв соблазнительные детали, составившие впоследствии ее подлинное призвание. Именно он терпеливо обучал ее сложному искусству настоящего знатока и ценителя вин, пищи, хороших сигар, нанял для нее в качестве горничной умную француженку, водил в магазин «Филлипс» на Бонд-стрит и учил, как выбирать самое лучшее георгианское серебро, втолковывал, почему тусклый блеск бриллиантов старинной огранки смотрится лучше, чем самые роскошные современные ювелирные изделия от Картье. За годы, проведенные с ним, Анабель поняла, что старые аристократические состояния — именно то, что ей нужно. Она ненавидела всех нуворишей, и ее окружение всегда составляли люди, несшие на себе неизгладимый отпечаток старых добрых времен.
Анабель поздно просыпалась, завтракала в одиночестве и большую часть светлого времени суток проводила, отлаживая и без того безупречно функционировавший механизм своего дома. Она часто устраивала у себя приемы, собирая небольшие компании в интересных сочетаниях. Мужчин всегда приглашал ее покровитель, а женщин — сама Анабель. Это были женщины непременно хорошего происхождения — или по крайней мере казались таковыми, обычно не англичанки и не из лондонского высшего общества. Все многоопытные, изощренные, лишенные предрассудков и обольстительные. Анабель подбирала их с таким же искусством, с каким подбирают драгоценности «на выход», чтобы они составляли единый ансамбль. Ее приемы представляли собой восхитительный клуб для избранных, очень важных персон, а существование ее сообщества хранилось в глубокой тайне. Если же Анабель нуждалась в подружке, чтобы обсудить свои сугубо женские дела, что случалось нечасто, то она всегда могла рассчитывать на любую из женской половины своего преданного, но несколько необычного кружка.
Удивительно, но Анабель никогда не выглядела шикарной или даже просто элегантной в своих дорогих дневных одеяниях. Она знала это, и ни малейшим образом не беспокоилась на этот счет. Ее лучшее время наступало вечером, при искусственном освещении в ее собственном доме. Вот тогда она становилась поистине восхитительной. Анабель не слишком занимал секс сам по себе. Она была профессиональной куртизанкой, а не распущенной любительницей из числа тех, что кажутся довольно эффектными, но вечно гонимы неудовлетворенной страстью, постоянно влюбляются и попадают во всевозможные истории. Самое худшее, что могло с ней произойти, и она прекрасно это понимала, так это если бы она влюбилась по-настоящему. Любовь — вовсе не по ее части. Она смотрела на молодых и пылких мужчин как на школьников, на которых не стоит тратить бесценное время.
После смерти своего первого покровителя Анабель в свои двадцать девять лет оказалась владелицей довольно значительного состояния, доставшегося ей в качестве щедрого дара, но все же не вполне отвечавшего ее потребностям. Тот, достаточно скромный по ее представлениям, образ жизни, что она вела, требовал поразительно много денег. Ей принадлежал также на правах аренды на ближайшие восемьдесят лет довольно обширный дом на Итон-сквер, со стороны фасада с колоннами представлявшийся ее соседям точно таким же, как большинство других домов в Белгрейв, но внутри отделанный с таким комфортом, какой мало кто из них мог себе позволить. Этот дом, отделанный в серо-зеленых тонах, несмотря на более чем значительное присутствие в нем Анабель, на все ее букеты цветов и серебро, тем не менее оставался сугубо мужским.
Анабель принялась строить планы на будущее. У нее не было никакого желания снова выходить замуж, поскольку это представлялось ей невероятно скучным занятием. «С большим удовольствием, если бы подвернулась такая возможность, я бы завела ребенка или двоих, — думала Анабель, — но возиться с детьми, наверное, еще скучнее, чем замужняя жизнь». Она знала о своих скромных данных не хуже любой из женщин, которые, перемывая ей косточки за ленчем, возмущались, будучи не в состоянии понять, почему их мужья и любовники находят ее столь привлекательной. Но ей также была известна простая истина, недоступная всем этим дамам: она умела давать простое человеческое счастье самым умным и сложным мужчинам. «Я — великая куртизанка в эпоху, когда куртизанки вышли из моды? Вздор, — думала Анабель. — Я отношусь к тому классическому типу, что годится на все времена». У нее не было ни малейшего сомнения в том, что тот день, когда женщины ее типа перестанут пользоваться спросом, станет последним днем цивилизации, как она ее понимала. Ну а пока — будь что будет!
Не спеша, наслаждаясь самой возможностью выбора, Анабель ожидала появления нового покровителя, отклоняя любые предложения, не отвечавшие ее привередливому вкусу. В последующие десять лет она принадлежала еще троим, сменявшим друг друга мужчинам, каждый из которых заслуживал не меньшего уважения, нежели покойный лорд, ее воспитавший. Ее личное состояние за это время не выросло, поскольку все трое ее покровителей были еще в добром здравии, а в качестве подарков она принимала только драгоценности или картины, но годы инфляции и подъема курса валюты она пережила, абсолютно не нуждаясь в деньгах. Ко времени последнего экономического спада в 1955 году ей исполнилось тридцать девять лет, и в тот период ни один мужчина не мог похвастать тем, что она принадлежит ему.
* * *
— Анабель?
— Салли, милая Салли, как поживаете?
Анабель сразу узнала типично американскую манеру говорить скороговоркой, отличавшую Салли Сэндз. Это была она, легкомысленная, забавная Салли, лондонский редактор американского журнала мод. Она вечно куда-то спешила, умудряясь по пути расторгнуть свою очередную помолвку. За последние два года она была помолвлена шесть раз.
— Анабель, не сделаете ли мне огромное одолжение?
— Конечно, если смогу, но сначала скажите, в чем оно заключается.
— Слава богу. Так, значит, вы будете моей подружкой на свадьбе.
— Ну, Салли, вы зашли слишком далеко — это же просто смешно. — Анабель рассмеялась своим несравненным смехом.
— Нет, серьезно, вы мне необходимы, Анабель. Умоляю вас. Он — ужасно типичный британец, и я обожаю его, и вся его семья уже здесь, а у меня — никого, так что вы придадите мне шику, дорогая, никто лучше вас с этим не справится.