– Э, ну хорошо. Прекрасно, – сказала я.
– Да, и мы все обнимали друг друга – без всякого стеснения. Это так здорово – обнимать другого мужчину. В этом нет ничего гомосексуального. Нас было восемьдесят, и мы все обнимались одновременно. Мне нравится обнимать мужчин, Тиффани, – добавил он с воодушевлением.
– Ну, не делай этого слишком часто, Кит. То есть, знаешь… время от времени.
– Так вот, – продолжал Кит, – там был один парень, я о нем уже упоминал, жена всячески его донимала. Мы с ним познакомились еще раньше – он подсадил меня, остановился, когда я голосовал на шоссе МЗ, и оказалось, что он тоже едет на уикенд «Внутренний воин».
– А как он умудрился вырваться на это ваше сборище, если жена его так донимала? – спросила я.
– Он сказал ей, что поедет к матери. И мать вынуждена была подтвердить его ложь, потому что жена позвонила и сказала, что хочет с ним поговорить, – она явно хотела его проверить. Так вот, этому парню сейчас сорок семь, мы с ним очень похожи, и я понял, что могу закончить как он, если не изменюсь – если не начну требовать в своих отношениях с Порцией, вместо того чтобы все время давать, давать, давать.
– Кто он, этот парень?
– Ну, этот бедняга горбатился многие годы в Сити, так что у них теперь большой дом, и покупки они делают только в «Харродз» и в «Харви Николз», и дети у них учатся в частной школе, и у жены есть личный модельер; а она совсем этого не ценит, она даже не работает, правда, это потому, что она не очень удачливая актриса, но она даже не хочет работать хотя бы неполный день. Кажется, она ничего ему не дает, но по тому, что он рассказал, можно заключить, что она хочет, чтобы он не только зарабатывал деньги, но и готовил, подавал на стол, а также мыл и чистил все в доме.
– Ох бедняга. Какая несправедливость.
– Да. Но я хочу сказать, этот парень не просто жаловался на свою жену, нет, нам пришлось буквально вытягивать из него все это. Какая все-таки корова его жена, у нее такие дорогостоящие привычки, а он всего лишь ходячий бумажник, которым она пользуется. Она даже не любит его, не ценит, вообще не уважает – он плакал, когда рассказывал нам об этом. Она уж точно взбесившаяся корова, потому что обвиняет его в измене, будто бы у него связь с женщинами, с которыми у него вообще ничего не может быть, постоянно твердит, что у него интрижка с Николь Хорлик…
– Но это похоже…
– …что совершенно смешно, потому что все знают, что у Николь Хорлик пятеро детей и она слишком занята, чтобы заводить интрижки…
– …на…
– Он говорил, что если бы и завел с кем-нибудь роман, так предпочел бы Джейд Джевел, потому что она так прекрасно выглядит…
– Но это похоже на…
– Пожалуйста, не перебивай меня, Тифф, я же рассказываю тебе. Так вот, этот парень, у них огромный дом в Хэмпстеде, и он оплачивает прислугу, чтобы жене помогали по дому, но он все равно должен подстригать лужайку и красить гараж, потому что она говорит, что они не могут позволить себе садовника и рабочего, хотя они явно могут это позволить. И я все думал, пока он рассказывал: вот что будет со мной, если я не изменюсь. Этот бедняга – это я через десять лет.
– Этот бедняга очень похож на Мартина, – сказала я.
– Что? Да. Мартин. Откуда ты знаешь, как его зовут?
– Он лысый?
– Да. Возможно, это следствие тех огорчений, которые она ему доставила.
– Он работает в банке «Джек Карпел»?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что Мартин – это муж Лиззи, – вот откуда.
– Господи! Я не догадался. Но его фамилия не Бьюнон, а Кейн.
– Бьюнон – ее девичья фамилия. Она не взяла его фамилию.
– Тогда это единственное, чего она у него не взяла. А почему я никогда раньше не встречался с Мартином? – спросил Кит с явным недоумением. – Ведь с Лиззи я встречался довольно часто.
– Ты не встречался с Мартином по простой причине – он не бывает на моих вечеринках. Он слишком изматывается, чтобы находить время для общения с друзьями. Он встает в пять тридцать, чтобы в семь быть в офисе, и сидит там двенадцать часов кряду. А когда приходит домой в восемь вечера, то все, чего ему хочется, – это свалиться без сил, или почитать, или посмотреть телевизор, потому что он должен лечь в десять. Так что Лиззи всегда приходит одна. Вот почему.
– Бедняга. Несчастный парень. А казался таким преуспевающим – у него, кажется, и в самом деле такая жизнь. В воскресенье вечером, когда мы прощались, он посмотрел на меня и сказал очень тихо и очень печально: «Не закончи так, как я».
Спустя два дня, пятого ноября, я отправилась к Мартину и Лиззи на ежегодную вечеринку в Ночь Гая Фокса. [62] Каждый год они приглашали около тридцати своих друзей полюбоваться фейерверком над Хэмпстед-Хилл из своего сада – оттуда открывается прекрасный вид. В семь тридцать мы стояли у беседки, притопывая от бодрящего холода. Затем БУХ! ТРАХ! ПАХ! Ночное небо расцвело огромными волшебными цветами – гигантскими георгинами и хризантемами, розовато-лиловыми, желтыми и красными. Дети завизжали. Взрослые заахали и заохали. Резкий запах кордита [63] повис в морозном воздухе. Снова и снова расцветали в небе дивные цветы, затем БУМ! УИИИИИИИИИ! ТРАХ! полетели финальные ракеты. ФФФФЗЗЗЗ! Фааааахххх! Занавес серебряных искр опустился, и в этот момент появился Мартин.
– Папа, папа, ты пропустил! – пронзительно закричала Алиса.
– Жаль, золотце, – услышала я его голос, когда мы толпой заходили внутрь дома. – Я не мог раньше уйти с работы.
Он проследовал за нами в гостиную и принялся наполнять наши стаканы глинтвейном, в то время как дети побежали в другую комнату смотреть обещанный фильм.
– Что вы будете смотреть? – спросила я у Алисы.
– «Кошмар на улице Вязов».
– О господи, как страшно звучит.
– Да, – сказала она радостно. – Надеюсь, он и будет страшным. А ты видела наш новый диван? – спросила она. – Вон там.
– Красивый, – сказала я, взглянув на трехместный диван у окна в гостиной, обтянутый бледно-желтым Дамаском.
– Очень дорогой, – сообщила Алиса по секрету. – Мама сама его выбрала.
– Мартин, слава богу, что ты здесь наконец! – крикнула Лиззи, входя из сада. – Ты не принесешь оливки из кухни? Черные. Нет, не те, идиот, – прошипела она, когда он зашел в гостиную. – Не зеленые, я же сказала: принеси черные оливки. Черные, Мартин. Не зеленые. Черные. Они в холодильнике – и посмотри внимательно на банку: нужны итальянские, а не греческие.