Когда я закончила, Дэвид был слишком потрясен, чтобы говорить. Его лицо стало таким же бледным, как кусочки мела у нас под ногами.
– Это была я, – тихо всхлипывая, сказала я. – Это была я. Я сделала это. Но я не знала, что в посылке. Я была абсолютно убеждена в том, что там видеокассета, – так мне сказал Джимми. Но он обманул меня – внутри оказалась бомба, – и посылка взорвалась в твоих руках, о чем я очень, очень сожалею.
– Я… – Язык все еще не слушался Дэвида. Его лицо скривилось от боли.
– Но я только хочу, чтобы ты знал: какими бы ужасными ни были твои страдания, я тоже страдала. Я страдала шестнадцать лет, потому что этот кошмар никогда, никогда не оставлял меня. Я таскала его на себе, словно какой-то огромный дьявольский камень! Он тянул меня к земле. Он расплющивал меня.
– Но тебе следовало давно рассказать об этом.
– Знаю. Но я боялась, что, открыв свою тайну, я попаду в тюрьму. Так говорил мне Джимми. Мне ведь было всего шестнадцать, и я оказалась полностью в его власти, и я так боялась – и поэтому молчала. Но потом, несколько недель назад, я снова встретила Джимми – совершенно случайно, – и эта встреча избавила меня от того нравственного паралича, который так долго меня сковывал.
Не говоря ни слова, Дэвид смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и под его взглядом я словно превращалась в какое-то отвратительное чудовище – в нечто среднее между гарпией и Медузой Горгоной.
– Значит, это была ты? – прошептал Дэвид. Потрясенный, он качал головой, отказываясь верить ужасной правде. – Ты? – повторил он.
Я кивнула.
– Ты несешь ответственность за то, что случилось в тот день?
«Несу ответственность?»
– Да – но лишь косвенно, – сказала я, всхлипнув. – И я была в таком… ужасе, узнав о последствиях. Когда я случайно подслушала разговор женщин на автобусной остановке, я тут же побежала домой к Джимми и все ему выложила, но он пригрозил мне, что я попаду в Холлоуэй, если кому-нибудь скажу хоть слово. Я поверила ему и замолчала.
– И ты молчала все эти годы?
– Да – из трусости и страха. Но потом, шесть недель назад, я решила наконец-то стать храброй, попытаться найти тебя и рассказать тебе всю правду. Но, Дэвид, это оказалось так трудно! – Я почувствовала, как слеза скатилась по моей щеке, а потом скользнула в уголок рта, оставив соленый привкус.
– Оттого что ты все еще боялась?
– Да. Но – и это куда важнее, – и от того, что почувствовала к тебе. Все стало намного, намного хуже, чем было раньше. И каждый раз, когда я пыталась заговорить об этом, слова как будто застревали у меня в горле.
Дэвид больше не глядел на меня. Он немигающим взглядом смотрел на море, медленно постигая смысл сказанного мной.
– Значит, это была не игра, – услышала я его тихий голос.
– Нет.
– Ужасный секрет действительно существовал.
Я кивнула.
– И я неоднократно пыталась признаться тебе во всем. Но мне все время не хватало мужества, к тому же ты подшучивал надо мной, и от этого мне становилось еще тяжелее.
Дэвид немного помолчал, а потом повернулся и посмотрел на меня. В его глазах была невыразимая печаль.
– Я не знаю, кто ты, – тихо сказал он. – Думал, что знаю, но ошибался. Я вовсе тебя не знаю, и ты кажешься мне совсем чужой. – У меня внутри все перевернулось. – Вся эта ложь… – продолжал он. – Ты лгала Макнотам о том, откуда ты меня знаешь. Ты подстроила нашу встречу шесть недель назад. Но Лили невольно выдала тебя, помнишь – в прошлый уикенд? Думаю, тебе пришлось несладко, когда она появилась в зоопарке. Она проговорилась, что идея заказать фотографии мне была твоя, а не ее.
Я кивнула.
– По твоим словам, выбор пал на меня из-за того, что ты пришла в восторг от моего снимка в «Гардиан». Но и это неправда, да?
– Нет, это правда, – запротестовала я. – Я действительно восхищаюсь твоими фотографиями. Но я попросила Лили связаться с тобой, поскольку узнала от Билла Макнота, что ты стал фотографом. Тогда я навела о тебе справки в Ассоциации фотографов и стала искать повод с тобой познакомиться. А тут Лили предоставила мне такую возможность.
Дэвид снова покачал головой.
– Господи, у меня такое чувство, как будто меня выслеживали! Такое ощущение, что на меня буквально… охотились. Да, охота на Дэвида Уайта.
Мне стало совсем худо.
– Неудивительно, что ты так странно себя вела, когда мы впервые встретились, – продолжал он. – Теперь я понимаю – это из-за твоего… поступка. Именно поэтому ты задавала мне все эти странные вопросы о том, где я вырос и где работал мой отец.
– Но перед нашей встречей я не знала, что это будешь ты. Ты ведь оставил сообщение на автоответчике, и из-за твоего акцента я уже решила, что ты не тот Дэвид Уайт, который мне нужен. Но когда ты пришел, я сразу поняла – ты тот, кого я ищу.
– Из-за моих шрамов.
– Да, – жалобно ответила я. Я покосилась на руки Дэвида, судорожно сжимавшие колени. Он весь сжался, словно от невыносимой боли. – И я была просто… в шоке. Но я вела себя странно еще и потому, что уже тогда, в самые первые минуты, поняла, что ты мне очень нравишься. Я была в смятении.
– И поэтому ты предложила мне остаться и выпить пива?
– Да, это так. Я хотела сразу же выложить тебе все, но просто не знала, как начать такой чудовищный разговор. Тогда я решила, что позвоню тебе через некоторое время и найду какой-нибудь повод для новой встречи. Но тут, к моему изумлению, ты позвонил мне, и мы пошли в ресторан.
– Да, в ресторан, – повторил Дэвид, и, к моему ужасу, в его глазах стояли слезы. – Мы пошли в ресторан и чудесно провели время.
– Да, – сказала я, чувствуя резкую боль в горле. – Это так.
– Но я не знал, кто ты… – хрипло проговорил он. Его рот скривился, словно от судороги.
– Нет, ты не знал. Я хотела рассказать тебе обо всем тем же вечером, но в ресторане это было невозможно. Тогда я попыталась сделать это в темной комнате, но просто… не смогла. Я хотела и в то же время не хотела, потому что ты мне так сильно понравился. И мужество снова оставило меня.
– Это забавно, – пробормотал Дэвид, сглотнув. – Я был просто поражен тем, как искренне ты сострадала моему несчастью. Твое сочувствие показалось мне очень трогательным. Можно было подумать, что эта история задела тебя лично. И теперь я знаю, что так и есть, хотя, увы, все совсем иначе, чем мне хотелось бы. Какая ирония, – горестно добавил он. – Я был просто очарован твоим добросердечием, но, как выясняется, тобой руководило одно лишь чувство вины.
– Да. Я мучилась своей виной. Это так ужасно – видеть, что случилось с тобой, и сознавать, какую роль во всем этом сыграла я.