Столь обширным международным анатомическим словарем, как нянюшка Ягг, она не располагала, но те части ее тела, в знании названий которых она бы не призналась ни за что на свете, определенно нуждались в отдыхе.
— Видала я эти корабли, — сказала нянюшка. — Навроде больших таких здоровенных плотов, а на них дома. Даже и не замечаешь, что плывешь на корабле, Эсме. Эй, что это он делает?
Хозяин гостиницы поспешно выбежал на улицу и принялся затаскивать столики внутрь. Он кивнул нянюшке Ягг и довольно настойчиво попытался что-то ей втолковать.
— Кажется, он хочет, чтобы мы перебрались внутрь, — догадалась Маграт.
— А мне и здесь хорошо, — пожала плечами матушка. — БЛАГОДАРСТВУЙТЕ, МНЕ И ЗДЕСЬ ХОРОШО, — повторила она медленно и громко.
— Эй, ты не вздумай и наш утащить! — рявкнула нянюшка, ударяя по столику кулаком.
Хозяин что-то быстро заговорил и указал рукой куда-то вдоль улицы.
Матушка Ветровоск и Маграт вопросительно взглянули на нянюшку Ягг. Та пожала плечами.
— Ничего не поняла, что он там бормочет! — призналась она.
— БЛАГОДАРСТВУЙТЕ, МЫ ЗДЕСЬ ПОСИДИМ, — сказала матушка.
Несколько мгновений они с хозяином глядели друг на друга. Наконец он сдался, в отчаянии всплеснул руками и исчез в доме.
— Думают, если ты женщина, так тобой можно вертеть как хочешь, — возмутилась Маграт.
Она незаметно подавила отрыжку и снова взялась за зеленую бутылку. В груди в самом деле разгоралось тепло. «Может, хоть чуточку вырастет?» — с тайной надеждой подумала Маграт.
— Что верно, то верно. А знаете что? — спросила нянюшка Ягг. — Прошлой ночью я забаррикадировалась в комнате, так вот, ни один мужчина даже не попробовал ко мне ворваться.
— Ну, Гита Ягг, иногда ты… — тут матушка осеклась, увидев что-то за спиной нянюшки.
— По улице движется целое стадо коров, — возвестила она.
Нянюшка развернула свой стул.
— Должно быть, это те самые быки, о которых упоминала Маграт, — догадалась она. — Наверное, стоит посмотреть.
Маграт подняла глаза. Изо всех окон вторых этажей высовывались люди. Она увидела быстро приближающуюся массу рогов, копыт и распаленных туш.
— Эти людишки смеются над нами, — укоризненно сказала она.
Лежащий под столом Грибо пошевелился и перекатился на бок. Он открыл свой единственный глаз, сфокусировал взгляд на приближающихся быках и поднялся. Кажется, намечалась потеха.
— Смеются? — переспросила матушка и обвела взглядом улицу.
Торчащие в окнах люди, похоже, и впрямь веселились как могли.
У матушки сузились глаза.
— Так, ведем себя как ни в чем не бывало… — велела она.
— Но это довольно большие быки, — нервно констатировала Маграт.
— К нам это не имеет никакого отношения, — отрезала матушка. — Нас абсолютно не касается, над чем там потешаются какие-то чужеземцы. Ну-ка, передай мне это ваше травяное вино.
Насколько Лагро те Кабане, хозяин гостиницы, помнил события того дня, все развивалось примерно следующим образом.
Было как раз время Бычачьего Коса. А эти сумасшедшие бабы продолжали сидеть и глушить абсент так, будто это простая вода! Он попытался увести их в дом, но самая старая из них, худая как палка, взяла да наорала на него. Поэтому он плюнул и ушел, хотя и оставил дверь открытой — когда на улице появлялось стадо быков, за которым неслась толпа городской молодежи, люди, как правило, начинали соображать быстрее. Тот из парней, кто умудрялся схватить большую алую розетку, красующуюся между рогами самого огромного быка, становился почетным гостем общегородского праздника плюс — Лагро даже улыбнулся при воспоминании о событиях сорокалетней давности — получал право вступить в неформальные, но весьма приятные отношения с самыми красивыми девушками города, обычно продолжающиеся довольно долго и после этого…
А сумасшедшие бабы все продолжали сидеть…
Бык, бежавший первым, вдруг почувствовал себя как-то неуверенно. При нормальном развитии событий он должен был взреветь и начать рыть землю копытами, чтобы потенциальные жертвы устрашились, растерялись и вприпрыжку побежали прочь, но сейчас он был совершенно сбит с толку полным отсутствием внимания со стороны жертв. Но и не это было главной проблемой — главной проблемой были двадцать несущихся следом за ним других быков.
Но даже это перестало быть его главной проблемой, поскольку ужасная старуха — та, что в черном, — встала, что-то пробормотав при этом, и что было сил гвозданула его между глаз. В то же мгновение другая ужасная старуха — та, что покоренастей и желудок которой был совершенно невосприимчив к спиртному и вместителен, как бочка, — со смехом опрокинулась вместе со стулом на спину, а молодая — то есть та, что была помоложе двух остальных, — принялась махать на быков руками, будто это были не быки, а утки.
И тут улица заполнилась удивленными и разъяренными животными, а также множеством испуганно кричащих молодых людей. Одно дело — гнаться за стадом перепуганных быков, и совсем другое — вдруг обнаружить, что быки неожиданно пытаются развернуться и броситься в обратном направлении.
Хозяин гостиницы, пребывая в безопасности собственной спальни, слышал доносящиеся с улицы крики, которыми обменивались эти ужасные иностранки. Приземистая смеялась и время от времени издавала что-то вроде боевого клича: «ТыимкрикниЛошадиноесловоЭсме!» А потом та, что помоложе, которая проталкивалась сквозь стадо так, будто быть забоданной до смерти — это удел других людей, но никак не ее, добралась наконец до главного быка и сняла у него со лба розетку так же походя, как старушка вытаскивает занозу из лапы своего кота. А потом она недоуменно уставилась на внезапно доставшееся ей украшение — словно не знала, что это такое и что с ним делать…
Наступившая тишина подействовала даже на быков. Их крошечные, убогие, налитые кровью мозги почуяли что-то неладное. Быки растерялись.
К счастью, три ужасные женщины в тот же день отплыли на корабле — после того как одна из них спасла своего кота, который, загнав стадвадцатикилограммового быка в угол, упорно пытался подбросить огромную тушу над головой и поиграть с нею.
В тот вечер Лагро те Кабане старался быть особенно, особенно добр к своей старухе-матери.
А в следующем году в городке устроили праздник цветов, и больше никто никогда даже не заикался о Бычачьем Косе.
По крайней мере, в присутствии мужчин.
Огромное колесо шлепало лопастями по густому коричневому супу, который здесь назывался рекой. Движителем служили несколько дюжин троллей, которые тащились по бесконечной круговой дорожке под навесом. С деревьев на далеких берегах доносилось птичье пение. Над водой разливался аромат экзотических цветов, забивавший — но, к сожалению, не совсем — смрадный запах самой реки.