На болоте госпожа Гоголь, колдунья вуду, накинула фрак на грубую крестовину, нахлобучила сверху цилиндр и куском бечевки привязала к перекладине трость.
Закончив, она отступила назад.
Послышался шорох крыльев. С неба камнем рухнул Легба, уселся на цилиндр и громко закукарекал. Обычно он кукарекал только с приходом ночи, поскольку был весьма необычной птицей, но на сей раз он для разнообразия решил поприветствовать новый день.
А потом пошло поверье, что каждый год на Самеди Нюи Мор, когда карнавал в самом разгаре, барабаны грохочут громче всего, а ром почти весь выпит, вдруг откуда ни возьмись появляется поистине демонический человек в длинном фраке и высоком цилиндре и возглавляет танцевальное шествие.
Впрочем, ничего особенного в этом нет. Должны же сказки с чего-то начинаться.
Послышался всплеск, и воды реки снова сомкнулись.
Маграт повернулась спиной и пошла прочь.
Палочка тихонько опустилась в толстый ил речного дна, и с тех пор ее касались лишь ноги случайного краба, у которого никогда не было никаких фей-крестных и которому вообще не позволяется о чем-то там мечтать. Месяц за месяцем волшебная палочка погружалась все глубже и глубже в ил, пока в конце концов не канула в небытие — самая распространенная судьба всех вещей, как волшебных, так и самых обычных.
Три помела взмыли над Орлеей вместе с клубящимися навстречу заре туманами.
Ведьмы оглянулись на окружающие город зеленые болота. Орлея дремала. После Сытого Вторника всегда наступало затишье, люди отсыпались после праздничных дней. Грибо, как всегда свернувшийся в своем гнездышке среди прутьев метлы, тоже спал. Расставание с тетушкой Прияткой стало для него настоящей трагедией.
— Ну вот и кончилась наша долька виты, — философски заметила нянюшка.
— Мы так и не попрощались с госпожой Гоголь, — вспомнила Маграт.
— Думаю, она знала, что мы собираемся улетать, — ответила нянюшка. — Эта госпожа Гоголь очень проницательная женщина.
— Надеюсь, ей можно доверять? Она сдержит слово? — спросила Маграт.
— Да, — кивнула матушка Ветровоск.
— По-своему, она очень честная женщина, — вставила нянюшка Ягг.
— Этого у нее не отнимешь, — согласилась матушка. — Да и потом, я предупредила ее, что, возможно, еще вернусь.
Маграт бросила взгляд на матушкино помело. Среди притороченного к нему багажа была большая круглая картонка.
— Ты так и не примерила шляпу, которую она тебе подарила, — заметила Маграт.
— Я посмотрела ее, — ледяным тоном ответствовала матушка. — Она мне не подходит.
— Вряд ли госпожа Гоголь стала бы дарить кому-нибудь шляпу, которая не подходит, — удивилась нянюшка. — Давай посмотрим еще раз, а?
Матушка презрительно фыркнула и, развязав картонку, сняла крышку. Когда она вытащила шляпу, из картонки во все стороны полетели комки упаковочной бумаги и тут же унеслись вниз, навстречу туманам.
Маграт и нянюшка Ягг уставились на подарок госпожи Гоголь.
Обе они, конечно, знали, что головные уборы иногда украшают фруктами — у нянюшки Ягг у самой имелась черная соломенная шляпа с восковыми вишенками, которую она берегла для самых жарких семейных баталий. Но эта шляпа была украшена не просто какими-то там вишенками. Пожалуй, единственным отсутствующим на ней фруктом была дыня.
— Да, она определенно чересчур… заграничная, — подвела итог Маграт.
— Давай, давай, — подбодрила нянюшка. — Примерь.
Матушка с явным смущением надела шляпу. Рост ее разом увеличился чуть ли не на два фута — в основном за счет ананасов.
— М-да, ярко. И очень… стильно, — промолвила нянюшка. — Не каждый сумеет носить такую шляпу.
— А гранаты тебе очень к лицу, — заметила Маграт.
— И лимоны тоже, — добавила нянюшка Ягг.
— Что? Вы случаем не издеваетесь ли надо мной? — подозрительно осведомилась матушка Ветровоск.
— Хочешь посмотреть? — спросила Маграт. — У меня где-то было зеркальце…
Молчание обрушилось как топор. Маграт покраснела. Нянюшка Ягг сердито взглянула на юную ведьму.
Потом обе опасливо посмотрели на матушку.
— Ну-у-у… — после крайне длинной паузы наконец сказала она. — Думаю, посмотреться в зеркальце не помешало бы.
Маграт облегченно вздохнула, порылась в карманах, извлекла на свет маленькое ручное зеркальце в деревянной рамке и передала его матушке.
Матушка Ветровоск долго и внимательно разглядывала свое отражение. Тем временем нянюшка Ягг незаметно подрулила поближе.
— Гм-м, — спустя некоторое время выразилась матушка.
— Это виноградная гроздь над ухом все портит, — стараясь приободрить подругу, заметила нянюшка. — Знаешь, в жизни не видела более внушительной шляпы.
— Гм-м.
— А ты сама-то что думаешь? — спросила Маграт.
— Ну, — ворчливо отозвалась матушка, — может, для заграниц она в самый раз, да только в наших краях я со стыда сгорю, если меня в ней увидит кто-нибудь из знакомых. Во всяком случае, влиятельных знакомых.
— Доберемся до дому и съедим ее, — предложила нянюшка Ягг.
Они расслабились. У них было такое чувство, будто они только что перевалили через вершину какой-то горы, оставив позади полное опасностей ущелье.
Маграт бросила взгляд вниз, на бурую реку и подозрительного вида бревна на ее песчаных берегах.
— Вот только я так и не поняла, — сказала она, — какая она, госпожа Гоголь, хорошая или плохая? Ну, то есть со всеми этими ее мертвецами, аллигаторами и всем прочим…
Матушка взглянула на пробивающееся сквозь туманы, неторопливо восходящее солнце.
— Добро и зло — понятия относительные, — ответила она. — Никогда нельзя сказать точно, хороший человек или плохой. Возможно, это зависит от того, в какой ситуации он оказывается. А знаете, — добавила она, — по-моему, я вижу Край.
— Занятно, — вдруг промолвила нянюшка. — Говорят, в заграницах кое-где водятся слоны… Всю жизнь хотела посмотреть на слона. А еще в Клатче или где-то там есть такое место, где люди взбираются вверх по веревкам — и бесследно исчезают! Вот бы полюбоваться на такое чудо.
— А зачем они туда лазают? — спросила Маграт.
— Убей не знаю. Наверное, по каким-то своим загадочным заграничным соображениям.
— В одной из книг Жалки, — вставила Маграт, — упоминается одна забавная штука насчет слонов. Она пишет, что на равнине Сто, если человек говорит, будто собирается посмотреть на слонов, это значит, что он просто отправляется путешествовать, поскольку ему до смерти надоело сидеть на одном месте.
— Усидеть на одном месте легко, — нравоучительно промолвила нянюшка. — Ты попробуй ум свой остановить.